Что такое сон? Это тоже реальность?
По большей части сон — это реальность, связанная с вечерним ужином. И для души полезнее относиться ко сну как к естественному проявлению нашего организма. Есть святоотеческие высказывания о том, что если кто увидит во сне Ангела и не поверит этому, тот не согрешит, даже если это будет подлинным явлением, потому что тем самым засвидетельствует осторожную внимательность к своей духовной жизни, а не превозношение. Хотя изредка бывают сны, которые даются нам как особенные указания от Бога, как какие-то знамения, знаки. Но в этом случае реальность сна, переживаемая нами, ее настоятельность, ее несомненность будет такова, что у нас отпадет всякая гадательность о том, как следует ее понимать. А вот когда снится что-то таинственное, туманное, предполагающее нечто неразрешимое, то лучше всего в такую тайну не вникать, зная, что Бог с нами в загадки не играет, что Он желает нам спастись, а не загадать ребус, который мы бы разгадывали всю последующую жизнь.
А когда мы во сне видим красоту горнюю или дольнюю, как это воспринимать?
Ну что ж, порадуемся, что Господь нас не оставляет. И если за окном мы видим семнадцатиэтажную коробку, то хотя бы это утешение имеем — увидеть во сне что-то радостное.
Раздел второй. Православие и наука
Вера в разум и вера в чудо, логическое и мистическое сознание. Как Церковь относится к такому противостоянию?
Церковная вера отнюдь не неразумна, как ее иной раз хотят представить. И совершенно несводима к известной формуле Тертулиана: «Credo quia absurdum est» (верую, ибо это нелепо, непознаваемо). Действительно, среди церковных догматов есть такие, которые превышают возможности их рационального постижения. Скажем, догмат триединства может лишь иллюстрироваться аналогиями из тварного мира, но все равно несводим ни к одной из них. Или вероопределение Халкидонского собора о том, что «Сын Божий, единосущный Отцу по Божеству и… единосущный нам по человечеству, пребывает в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно», тоже понимается с точки зрения его необходимости для нашего спасения, а умозрительно никак не осмысляется. Но, с другой стороны, многое в церковном учении совсем не таково, чтобы критерии разума, постижения трезвым рассудком были к нему неприложимы. Евангелие, Слово Божие, Священное Предание говорят и душе, и воле, и уму человека. Более того, поиски каких-то мистических озарений, каких-то особых знаков, знамений — это признак как раз не церковной религиозности, а религиозности гностической, сектантской или оккультной. Над входом в Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры митрополитом Московским Платоном (Левшиным) начертаны слова: «Ведомому Богу». И мы, в отличие от афинян, на жертвеннике которых было написано: «Неведомому богу», служим и поклоняемся Богу ведомому.
