«Ну уж нет!» – сразу в голове у меня раздался звук сирены, возвещающей об опасности.
– Николай Николаевич, Екатерина Алексеевна, у меня есть одна задумка. Дайте мне, пожалуйста, два дня, и я вам представлю третьего, и, если вы одобрите его, мы примемся за репетиции.
Николай и Екатерина переглянулись, там, в глазах, было что-то типа: «Ну пусть приводит, а там посмотрим».
– Ну хорошо, Александр, – озвучил их решение Месяцев, – только не тяни. Не больше двух дней: ведь, как я понял, ты эту песню под оркестр готовить собрался.
– Да, я постараюсь уже завтра все устроить, а сейчас, наверно, пора спеть песню о Родине, ради которой был приглашён Марк Наумович.
Я снова сел за рояль.
С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской буденовки,
Что где-то в шкафу мы нашли.
А может, она начинается,
Со стука вагонных колес
И с клятвы, которую в юности
Ты ей в своем сердце принес.
Уже на середине песни Бернес поднялся на сцену, встал рядом, облокотившись на рояль, и стал вслушиваться в слова и музыку, немного прикрыв глаза.
– Молодой человек, у Вас талант писать красивые песни, – по окончанию высказал он свое мнение, – и вы бы хотели, чтобы эту песню исполнил я?
– Спасибо, и да, Марк Наумович. Когда я сочинил и первый раз пропел эту песню, представил именно Вас в роли исполнителя ее и, конечно, не смел мечтать, что вы ее когда-нибудь исполните.
– Молодой человек, не надо скромничать, это действительно хорошая песня и я с удовольствием буду ее исполнять.
– Саша, Марк Наумович прав, у тебя получилась очень хорошая и нужная песня и, прежде чем вы начнете репетировать, может, споешь еще что-нибудь из того, что ты готовил для себя на двадцать третье февраля и восьмое марта.
Я исполнил песню «Два орла» Газманова, «Восьмое марта» Саруханова и «Я люблю тебя до слез» Игоря Крутого. После последней песни Фурцева даже отвернулась на пару секунд, чтобы промокнуть глаза. Было много хороших и теплых слов, после чего Елена и Николай совместно решили, что не стоит меня отвлекать, так как работы очень много, подхватили мою бабушку за руки и увели из зала; я же остался с Бернесом и Магомаевым. С Марком Наумовичем мы расстались примерно через минут сорок, в это время Магомаев учил текст на французском. После ухода Бернеса мы начали репетировать с Оркестром и Магомаевым, а еще у меня крутилось в голове: «Как же мне найти Высоцкого и пригласить его спеть с нами третьим».
