Тот факт, что северные и горные народы больше всех подвержены ностальгии, снова дает повод для психологического толкования. «Психическая причина лежит в неодинаковом развитии душевной деятельности этих народов. Каждый человек испытывает потребность психической деятельности. Его душа требует пшци. Если его рассудок развит, его душе никогда не недостает нового материала для работы с наибольшим наслаждением. Также у его силы воображения, если она развита и удовлетворяется в надлежащем направлении, имеется в распоряжении необъятное поле для все новых соблазнов и наслаждений. Но теперь мы видим, что разум жителей северных местностей и высоких гор, в общем, не развит в том направлении, чтобы найти привлекательность в более высоком занятии ума. В противоположность этому в самой ранней юности для него чувства — главное наслаждение жизни. Он живет особняком, и его сердце привязано только к его семье, его стадам, лугам и Альпам, этим единственным предметам его любви, внимания и доверия. Они образуют исключительный круг его представлений, ощущений и желаний. Они неизгладимо отпечатываются в его ограниченном воображении и образуют сумму незаменимого наслаждения жизнью.
Когда человек такого рода вырывается из маленького круга своей семьи, из лона одинокой и простой жизни, он не в состоянии вжиться в новые отношения, понять и переработать чужие реалии. С другой стороны, он лишен всего, что дорого его сердцу и его воображению, всего, что было для него главным источником наслаждения, и не находит для невероятной потери никакой замены. Так, его душе не хватает пищи для работы. Для того, что могло бы привести в возбуждение разум и силу воображения, отсутствует восприимчивость, а для того, что могло бы быть пищей для сердца, отсутствует материал. Следствием этого состояния является ужасная пустота, непреодолимая скука, за которой вскоре следует тоска по родине. Все другие представления и ощущения угасают, и вся сила души загоняется в единственное чувство тоски по дому».
Сходные взгляды высказывал уже Алиберт (Physiologie des passions, Tome II. Brussel, 1825, p. 223,— цит. по Ессену), очевидно, независимо от Цангерля: любовь к родине проявляется с наибольшей энергией у совсем нецивилизованных народов. Образ жизни дикаря вполне подходит для того, чтобы усиливать его первые связи, которые делают для него сладкую привычку дороже, чем его жизнь. Инстинкт, который его постоянно возвращает к природе, не позволяет ему видеть в мире ничего, кроме местности, где он добывал себе пищу, ручья, который утолял его жажду, мха, на котором он отдыхал, хижины, в которой он спал. Неоднократное восприятие этих предметов тем сильнее, чем меньше они менялись, идентифицирует его с ними и образует незаметно нерушимые и трогательные узы, которые приковывают нецивилизованные народы к их родине.
