Значит, набег. Или с целью захватить вагоны, или повредить железную дорогу. Но какой смысл? Вряд ли противник не догадывается об общем направлении предполагаемых ударов. В Мышенце вообще нет железной дороги, редкостное захолустье. А Липно и Рыпин никак не могут считаться направлением главного удара. Возможно, таким образом противник пытается отвлечь наши силы и растянуть их вдоль границы. Надо бы поговорить на эту тему с Орановским, и наметить разные варианты действий, в зависимости от развития ситуации.
С Орановским проговорили до вечера, вертя ситуацию и так, и сяк, тасуя пока немногочисленные свои силы. Сошлись на том, что спешить не стоит. А завтра день покажет. Озадачили авиаторов разведывательным вылетом на следующий день в прежние районы, и на том закончили своё совещание. И в конце заглянул Лядов, доложил, что эшелоны для артиллерии сформированы в Новогеоргиевске, и завтра с утра отправятся в Варшаву. На обратном пути видел снова Мартоса, скорее всего он засветло не дойдёт до станции. Но завтра утром точно будет.
Очередной день подошёл к концу, и усталый Самсонов отправился ужинать в тихий ресторанчик около квартиры. Но в этот раз спокойно поужинать ему было не суждено, потому что призрак прошлого всё же настиг его, материализовавшись в виде пани Полонской из закрытой кареты прямо перед дверьми заведения. Странное дело, но он не испытал никакого трепета, как в прошлые разы. Голова оставалась ясной, мысли не путались. Он отчётливо осознал, что этого разговора было всё равно не избежать – Анастасия всегда добивалась своих целей, чего бы это ей не стоило. Маленький стойкий солдатик, которому всё нипочём. Польский солдатик. А это вносило свои коррективы. В конце концов, бегать и прятаться от неё сущее ребячество, лучше уж сразу объясниться, и не мучать ни себя, ни её. Она этого не заслужила.
– Ты по-прежнему настойчива в достижении своих желаний. – Учтиво произнёс Самсонов, остановившись перед ней.
– А ты не меняешь тактику, всё так же бегая от меня по разным кабакам. – Ответила она ему несколько ядовито. Свет фонарей не достигал до них, и черты лица разобрать было невозможно.
– Но разве не будет предосудительным, что два семейных человека встречаются тайно вечерами в тёмном переулке. Ладно, я – генерал, тупой вояка. Но ты? Ясновельможная пани, марающая своё честное имя. Что скажут в обществе?
Полонская помолчала немного, и ледяным тоном произнесла:
– Я вдова.
Час от часу не легче. Конечно, она и раньше-то не очень заботилась о сохранении добродетельности своего имени, а что ей теперь! Но насколько Самсонов помнил, её муж был арестован жандармами после беспорядков в Варшаве во время смуты 1905–1907 годов, и отправлен в Сибирь. Он даже не интересовался, на каторгу или на поселение, но надолго. Значит, там что-то случилось, и он не вернулся. И это не ожесточило Полонскую против русских? Или ей с самого начала было наплевать на своего супруга, и этот брак был чисто символическим? Или… её чувства к нему, Самсонову, настолько оказались сильны, что она переступила через все национальные принципы? А вот этот вариант уже самый неприятный, потому что порвёт ему всю душу и зародит глубокое чувство вины перед когда-то любимой женщиной. С другой стороны, разве у него был тогда выбор, далёкие восемнадцать лет назад? Он не мог оставить службу и стать обычным помещиком, живущим на средства жены. Даже если бы она действительно переписала имущество на него, то все бы знали, что он никто. Полковник, выскочка, сорвавший куш, и ничего более. Да, и не видел он для себя смысла в такой жизни.
