Сергей подумал, что настало время опережающего действия.
– Я полагаю, мы сумеем взять фиакр.
– Зачем фиакр? Адольф знает короткую дорогу. Мы ведь раньше жили в Лиондинге, и Адольф каждый день ходил на занятия в реальную школу. – Клара сказала это с некоторой гордостью. Про то, что Адольфа выгнали за неуспеваемость, она умолчала.
Сергей делает вид, что пытается что-то вспомнить. Даже лоб потёр.
– Это то ремесленное училище, что на Штейгенштрассе?
– Вы его знаете? – осторожно удивляется Адольф.
– Один из моих товарищей закончил его лет десять назад. Почему-то я запомнил адрес –Штейгенштрассе, шестнадцать.
– Не шестнадцать, а шесть, – поправил Адольф.
– Неужели? – Сергей сделал вид, что удивлён. – Мне казалось, что он упоминал шестнадцатый номер.
– И всё-таки шесть, – поправил Адольф. – Можете не сомневаться. Я учился там.
Точка шестая. Адольф Гитлер учился в ремесленном училище на Штейгенштрассе, 6 в 1900–1901 годах. Совпало.
Клара умоляюще смотрит на сына. Она польщена тем, что хоть кто-то хранит память о её покойном муже.
– Надеюсь, мы там не задержимся, – Адольф уходит зачем-то в комнату. Сергей остаётся с Кларой. Ему жаль эту несчастную женщину. Разве она виновата, что родила такого сына? И ещё жаль потому, что через несколько часов или завтра она узнает о гибели сына. И ещё жаль потому, что из-за рака её дни уже сочтены.
Сергей ждёт, пока Адольф соберётся, а мысли продолжают кружиться вокруг Клары. Не виновата, или всё-таки виновна? Она ведь воспитывала сына. Все историки в один голос говорят отец семейства, Алоиз, детьми не занимался. Пусть у Адольфа были паскудные предрасположенности, нарциссизм, паранойя, но не каждый же псих становится дьяволом во плоти. Не родился он монстром, а что-то сделало его тем, кем он стал. С тем, что Клара тут ни при чём, можно согласится лишь при одном условии – воспитание в семье ничего не стоит. А с этим ни один разумный человек не согласится. Значит, есть и её вина. И нечего смотреть на неё с жалостью.
И вот они выходят на улицу. Сергею кажется, что ноги его превратились в ходули. Рядом идёт человек, которого он должен убить. Враг его и враг всего человечества не выглядел монстром. Наоборот, это вежливый, спокойный, и скромный паренёк. Убить идущего рядом – это не убить врага в бою, когда знаешь – или ты его, или он тебя, третьего не дано. Убить можно того, кого ненавидишь. Ненавидишь всеми фибрами души. Или того, кого не считаешь человеком. Но шедший рядом не вызывал ненависти. Он рассуждал о музыке и о живописи, указывая изредка на связь живописи с другими видами искусства.
