Убить Гитлера | страница 19
«Перед отъездом мне выпало удовольствие беседовать с господином Рыбкиным, Сергеем Ивановичем, и я получил от него множество полезных советов, кои помогут мне, а значит и вам, преуспеть в делах наших.
По совету господина Рыбкина я имел только что встречу с человеком, чрезвычайно осведомлённым в делах наших, а также и в делах банковских».
Впервые со времени перемещения Сергей улыбнулся. Подполковник – сообразительный человек, поймёт недоговоренность и намёки, а дойдя до этих строк подскочит. Ещё бы, господин Рыбкин – его лучший филёр, расторопный и сообразительный. Подполковник работает с ним лично, никому не доверяет…
Сергей продолжал аккуратно выводить слово за словом, соблюдая стиль, коим писали письма в начале ХХ века. Он помнил всё, никаких провалов в памяти не ощущал, равно как и нарушения логики. Непонятно, почему эксперты просили не упоминать фамилию Маннергейма, хотя в Гельсинфорсе не так-то много графов, чья фамилия начинается с буквы «М» – вычислить легко. Имя Ленина разрешили писать как «Вл. Ул.». Сергей считал, что можно было бы писать фамилию Ульянов полностью – кто в те времена слышал об этом человеке – но не хотел нарушать инструкции.
В конце письма попросил передать сердечные приветы Елизавете Андреевне и деткам – Никите, Федору, Наташе и Андрею. Полковник ещё раз подскочит от изумления – загадочный автор письма знаком с его семьёй!
Второе письмо требовалось писать в совершенно ином стиле. И Сергей начал:
«Уважаемый профессор! Я имел удовольствие бывать на ваших лекциях и беседовать с вами. Однажды мы беседовали о необычных свойствах гриба Penicillium notatum. Вы помните, я начинал с изучения работ известного вам господина Дюшена, и сумел повторить некоторые из сделанных им опытов, что убедило меня в полной его правоте.»
Сергей улыбался. Профессор будет бить себя по лбу пытаясь преодолеть возникший провал в памяти, пытаясь вспомнить, кто же из его студентов взялся повторить опыты Эрнста Дюшена – молодого военного врача из Франции, чья диссертация об антагонизме между микробами и экстрактом из Penicillium notatum была отвергнута научным сообществом. Учёным в Париже это показалось невероятным и даже напоминающим шарлатанство. Молодому врачу – а тогда Дюшену было всего 23 года – порекомендовали продолжить исследования, прежде чем заявлять о них в диссертациях. Дюшен продолжил, хотя военному врачу, который проходил службу на Востоке, это было не просто. Он лечил местное население от тифа, пробовал применять экстракт из Penicillium notatum против других болезней.