Чувствую, что сила ко мне вернулась, пошел вновь к раненым. Раненый в живот спал, спокойно и умиротворенно. Видно, боли прошли, и теперь он был уже уверен, что выздоровеет. Оглянулся, ища раненого в грудь, в подвале его уже не было. Подошел к санинструктору, он, поняв, что я ищу раненого в грудь, с грустью сообщил, что тот отмучился, и его только что закопали в воронке. Двенадцать раненых были транспортабельны. В основном ходящие, трое вообще с контузией, без внешних повреждений, но им надо было отлежаться. Остальные ранения у других не угрожали жизни, это ранения плеча, руки, головы. То, что выставляется из окопа, и поражается пулей или осколками. Тут уж санинструктор постарался, все были перевязаны, раны обработаны, у одного на руку наложены шины (была перебита кость).
Забежал наблюдатель с докладом, что из леса показалась странная машина. Вышел и в объективе бинокля наблюдал пропагандистскую машину фрицев. Металлический фургон украшали два больших громкоговорителя, через которые вскоре полилась русская песня «Катюша», которая неожиданно прервалась и сменилась русской речью. Немецкий прихвостень на чистом русском языке обещал нам златые горы, если мы сдадимся. Говорил, что немецкие войска уже захватили Киев, Смоленск, Ленинград и другие города, что в течение двух недель возьмут Москву, что Сталин бежал за Урал и прочую грязь. Я попросил пушкарей пугнуть этого гаденыша, но, оказывается, они поняли это по-своему, и первый же залп разнес автомобиль. Вверх полетели громкоговорители, и машина ярко вспыхнула от разлившегося бензина. В наступившей тишине послышались восторженные крики бойцов. Те, что были на мосту, только слышали немецкого агитатора, но не видели его конца. Просто после залпа пушек над разрушенной деревней поднялся черный дым от разбитой машины, и слышны были веселые крики бойцов с крутояра.
Немцы в отместку вновь открыли артиллерийский обстрел наших позиций. Бойцы по привычке укрылись в щелях за второй стеной вдоль реки. Неожиданно снаряд взорвался перед амбразурой, взрывной волной опрокинуло орудие, положив осколками весь расчет. Я матом погнал всех оставшихся в щель, так глупо погибнуть было обидно. Понадеялись на толстые стены, и вот… Четыре погибших, и так, ни за что, за просто так… Что, нельзя было спуститься в щель? Парни — золото, но так глупо погибнуть! Выдернул из кучи склонившихся над телами товарищей младшего лейтенанта и, притянув его за гимнастерку к себе, выдохнул:
