Ее затрясло. Она пыталась управлять телом, сбросить с себя это жуткое подчинение, но ничего не получалось. Он слишком крепко держал ее волю. Руки, сжатые в кулаки сами собой разжались и потянулись туда, к его давно возбужденной плоти. А когда пальцы коснулись ее, Сэм отвернулась, чтобы только не видеть, не чувствовать. И как же ей хотелось, чтобы ее стошнило, желательно на его штаны. Тогда его бы тоже перекосило от отвращения. Но, увы, желудок оказался значительно крепче ее.
— Нет, — зло вскрикнул он и снова схватил ее за подбородок. — Ты будешь смотреть. И трогать не руками, а губами. Я приказываю тебе.
Слезы брызнули из глаз, когда она наклонилась. Бессилие, страх, воспоминания о пережитом когда-то насилии и гнев, неистовый, неконтролируемый, что спасал ее всегда в минуты боли и отчаяния. Все сплелось в один большой, страшный клубок, эмоции били через край, отвращение, ненависть, брезгливость. И вдруг, все это стало не важно. Он, вся эта ситуация, пересуды, страх перед разоблачением. Все. Она поняла, что он был на грани, вот только не учел, что сам ее тоже к грани подвел. Потому она гордо вскинула голову, усмехнулась самой брезгливой улыбкой, на какую была способна и со свойственным ей высокомерием произнесла:
— Как ты жалок. Чтобы получить девушку, тебе приходится ее заставлять.
Удар был неожиданным. Она упала, но тут же вскинула голову и рассмеялась жестко, смело, как всегда умела.
— Жалкий пес. Мне приходилось кусать губы, кривиться от отвращения, терпеть твои слюнявые поцелуи и стонать в нужных местах. Ты не способен удовлетворить даже себя самого. Пустой, никчемный ублюдок. И хозяйство у тебя маленькое и тощее, как ветка.
— Тварь, — зашипел полный ярости мужчина и бросился на нее. Второй удар она едва почувствовала, а когда он начал всерьез ее душить, Самира даже не испугалась. Она смеялась, а затем укусила его за руку. Тот взвизгнул и отпрянул. Этого было достаточно, чтобы принцесса поднялась и бросилась к двери. Но не успела. Мерзавец, разгадав ее маневр, кинулся наперерез. Схватил за волосы, ударил спиной о стену, и совершенно утратив всяческий контроль над разумом, сжал руками ее шею. Он позабыл о камне, о том, что она ему говорила, он хотел только одного — наказать и уничтожить ее, стереть эту улыбку превосходства с ее лица.
Самира задыхалась. Судорожно хватала ртом воздух, цеплялась за его руки, царапала их ногтями, пока не осознала, что он всерьез ее убивает. Его глаза… в них царило безумие и ненависть. Он бы не остановился. Уничтожил бы ее. И тогда, на грани потери сознания, Самира ощутила стремительное приближение очередного болезненного приступа. Хотела бы усмехнуться от иронии, что даже на пороге смерти ее мерзкий дар не желал ее отпускать, но и остановить ничего уже не могла. Ее тело снова выгнулось дугой, раскрывая душу чужим эмоциям, они ворвались внутрь, вызывая невольный хриплый крик. Прошли сквозь нее, каждое чувство, горести и надежды, печали и страхи, бесконечный клубок чужих трагедий, страхов и радостей, в котором заблудились, потонули ее собственные чувства.
