- Ребята! Это же ... это же ... Они нас забьют до смерти!
Где мой ебаный отец?
Мы перебираемся через железнодорожный путь, я помогаю том чуваку перелезть на другую сторону. Его нога совсем плохая, но моя спина также сегодня не в настроении, для меня эта суета становится настоящим испытанием, и рука у меня совсем пошевелиться не может. Мой товарищ кричит, он в шоке. Хотя мне показалось, что говорит он, как англичанин, оказывается, его зовут Бен, и он - бастующий шахтер из Ноттингема. Он сильно повредил себе коленную чашечку.
Моя боль к тому моменту успел уже превратиться в тошноту, которая с появилась из глубины моего желудка. По ту сторону железнодорожного пути мы увидели ужасную кровавую бойню; пикетчиков, не успевших спастись, забивали, как тюленей, какую-то дичь, хотя кое-кто и пытался отбиваться. Парень в красной короткой куртке упал на колени, тормоша своего друга, который лежал на земле, вдруг коп ударил его сзади по черепу, и тот повалился прямо на своего товарища. Это была настоящая пытка. На верхнем мостике несколько пикетчиков стали хватать хлам с помойки и бросать его в полицейских. Несколько ребят вывели машину со двора и поставили ее посреди дороги, чтобы использовать как баррикаду. И дело здесь было вовсе не в охране порядка и не в политике сдерживания. Это - война против граждан.
Война.
Победители. Пострадавшие. Жертвы.
Я оставляю Бена и иду назад, к дороге, где нахожу настоящее облегчение - я вижу отца. Он стоит рядом с каким-то парнем, то выглядит довольно странно, потому что мне кажется издалека, что он в маске Бэтмена. Я подхожу ближе и понимаю, что это - почернела, закипела кровь, которая полностью покрывает его лицо, белки глаз и белые зубы - только их я и могу рассмотреть. У меня отнялся язык - это же Энди, его голову будто жарили на плите, очень долго жарили. Полиция не отступает, они то ли охотятся на нас, то ли просто пытаются оттеснить нас в село. Мы добираемся до автобуса, всем нашим попутчикам сильно досталось.
У отца глубокий порез на руке. Он сказал, что это один из пикетчиков бросил бутылку в копов, а мой старик не успел увернуться. Энди очень плохо, ему надо в больницу, но копы, которые сопровождали нас до самого автобуса, предупредили, что каждый, кто остановится возле больницы, подлежит аресту, и мы все должны ехать только в одном направлении - домой. Лица у них высокомерные, полные ненависти - совсем не такие, как тогда, когда они приветствовали нас на пути к заводу.
