— Это раритет, — буркнул он.
— Марк Генрихович, — упрекнула она, — жадность — это плохо.
— Я храню эту бутылку для особого случая, — отцепляя от своего локтя её пальцы, проворчал Марк.
— Я — очень особый случай, — улыбнулась тётка и неожиданно показалась обаятельной хохотушкой, с ямочками на щеках и круглыми лучистыми глазами.
Марк только вздохнул.
В магазине покойнице Варваре захотелось ещё и тортика.
— Я точно знаю, что Машенька не сидит на диете, — умоляла она. — Ну пожалуйста, Марк Генрихович, миленький, смотрите, какой чудесный «Наполеон». И ананас!
От ананаса Марк решительно отказался.
Шагая по улице, он сообщил:
— Чтобы вы знали: сегодня я был у нотариуса и завещал всё своё имущество племяннику из Ростова. Так что, если вы надеетесь меня облапошить, как одинокого человека со странностями, — напрасно.
— Понятно, — равнодушно откликнулась она. — Кто будет готовить ужин: вы или я?..
— Терпеть не могу готовить.
— Надо же! — удивилась тётка и снова уцепилась за локоть Марка. — Вы всегда так тщательно всё делаете: моете и режете овощи, отмериваете продукты мерным стаканом… Мне казалось, вам крайне нравится этот процесс.
— Меня убивает его бесполезность, — признался Марк. — Ну потратил ты час на готовку, ну съел всё это за десять минут, и что?
— Существует готовая еда. Мамонт, которого завалили за вас.
— Это еда, которую готовили чужими руками. Откуда я знаю, может, они были грязными?
Тётка расхохоталась. Она смеялась так громко и так звонко, что неподалёку вспорхнула стая воробьёв.
— Ради знакомства с вами и умереть не жалко, — утирая слёзы, сказала она, — такой вы нелепый!
— Зато у меня нос, — обиженно напомнил он.
— Нос у вас выдающийся, — согласилась тётка, — всем носам нос. Ну так что насчёт бутылки белого вина?
— Я вам куплю другое.
— Более дешёвое? — тут же спросила она, и у Марка впервые в жизни появилось желание ущипнуть человека.
Пёс Бисмарк встретил их оглушающим лаем. Вопреки всему, чему его учил Марк, предатель бросился встречать не хозяина, а неизвестную науке тётку, едва не сбив её с ног.
— Ну что ты, фон-барон, — засмеялась она, — соскучился? Я давно тебя не навещала, знаю. Марк Генрихович, я выгуляю пока собаку?
— Ни за что на свете, — ужаснулся Марк, доставая поводок. — Я сам.
— Значит, за собаку вы сильнее переживаете, чем за квартиру? А вдруг я вас ограблю?
— Займитесь лучше ужином, — в сердцах велел Марк, оттаскивая от тётки своего пса.
Гулял он долго, и в этом было какое-то себевредительское позёрство. Марку казалось: вот он бродит, невозмутимый и безмятежный, а в это время в его квартире бог знает чем занят совершенно посторонний человек.
