Был ли живой человек, который мог вынести потерю всех любимых, не найдя способ отвлечься?
— Это чтобы забыть. Днем и ночью я ощущаю потерю, горе и смятение, едва могу дышать от этого. И на пару часов я могу забыть и быть свободным. Стеф.
— Но забвение не исцеляет.
Он не ответил на это, сидел в тишине, голоса жителей деревни за столами неподалеку и треск огня наполняли комнату.
— Ты — мой друг, и я не хочу, чтобы ты пошел по дорожке моего отца. Ты лучше этого.
Отец Стефана напился и умер, но, что хуже, он оставил следы на Стефане, загнал его мать в раннюю могилу. Он портил жизни людей, которых любил, чтобы притупить старую рану выпивкой. Он был жалок, разрушал все из-за трагедии, и…
Он мог справиться со старой раной иначе. Он мог жить дальше, а не пытаться забыть.
Каспиан потер лицо. Стефан, конечно, был прав. И он это знал.
Но пережить потерю было не так просто. Боль грозила раздавить его.
— Но мне так тяжело. Так тяжело. Что мне делать?
Стефан мягко улыбнулся, такое бывало редко. Он раскрыл объятия.
— Иди ко мне. К Бригиде. Ко всем, кто заботится о тебе. И говори. Говори, пока слова не выйдут, пока ты не перестанешь вспоминать. Говори, пока не станет легче.
Он сжал губы, сглотнул. Было непросто пойти к кому-то и… говорить. У Стефана, Бригиды и остальных были свои жизни, дела, заботы, и не было времени слушать его жалобы, от которых ему стало бы лучше. И мужчины не полагались на остальных, чтобы стать сильнее. А если от этого они станут смотреть на него иначе?
Но… если не просить поддержки, он станет как отец Стефана.
— И найди себе занятие, — Стефан издал смешок. — Скажи, почему я перестал находить спрятанные картины в своей конюшне?
Рисуя, он постоянно возвращался к одной теме: Роксане. Было больно снова и снова, он пытался запечатлеть ее на холсте, но без толку, и… отступал. От нее. Но чему-то в его сердце нужно было прозвучать, и это можно было выразить только кистью. Может, это можно было выразить и словами.
Женщина кашлянула. Служанка. Слезы выступили на ее глазах, она опустила хлеб и бигос, шмыгнула носом и вытерла щеку. Она ярко улыбнулась Стефану и оставила их. Молния Перуна, Стефан проводил ее взглядом.
Каспиану хотя бы не пришлось отвечать. Он избегал взгляда Стефана, макая почти затхлый хлеб в бигос, толкая в миске квашеную капусту и разное мясо.
Люди за столиком рядом с ними вдруг встали и ушли.
Он поднял голову. Таверна опустела, осталось только несколько жителей.
