— Чего? — заорала Ленка.
— Да послушай меня! Ты знаешь, что мир иллюзорен, — я стряхнул пепел на пол, иначе он упал бы мне на штаны, пепельницу искать было некогда, — вот смотри, все кругом — иллюзия, майя. — Для убедительности я сделал ширококруглый жест. — Например, я. Я тоже иллюзия. И ты — иллюзия.
— Я — не иллюзия!
— Ошибаешься. Ты, кстати, очень грубая подделка. Брак Элохима.
— Совсем охуел?
— Сейчас докажу! Только не дергайся! — хабарик пришлось просто откинуть. — Когда начнутся раскопки, археологи выстроят не одну гипотезу о жизни простого российского гражданина начала двадцать первого века. Теорию фантомов и фантоматики я тебе преподавать не стану, но (я начал срываться на крик, потому что увидел, что Курго начинает трусливо пятиться) должен тебя ввести в курс дела! Вы все фантомы!
— А ты кто, человек, что ли?!
— Все не так просто! Я одновременно человек и нечеловек. Нас двое.
Ленка находилась уже в прихожей и пыталась найти куртку в полутьме. Я встал и сделал шаг. Да, это был большой шаг для человечества.
— Выслушай меня, Лена. — Я нарисовал дебильно-умильное лицо отступника. — Очень важно то́, что я тебе сейчас скажу. Важно для тебя, и важно для меня. Но для тебя важнее. Сейчас ты разговариваешь не со мной. Меня здесь нет. Перед тобой копия. Голограмма. Настоящий Марк Недозванский сидит сейчас в кабаке неподалeку и пьет там пиво.
Курго решительно одевалась. Кажется, это был первый раз, когда она не настаивала на том, чтобы я проводил ее.
Все-то ей не в кайф. Ну, сейчас вмажу напоследок.
Пиздец. Заебала.
— Ленка!
— Что?
— Завтра придешь?
— Ага.
Я упал на кровать. Упал. Ленка-где-то-там-шла-домой. Закурил. Уронил. Хабарик спрятался в складках ткани и тлел. Да и по фиг. Завтра на работу. Сволочная постель пыталась гореть, я заливал ее водой. Дерьмово.
Пытался мысленно продолжить с Курго разговор.
— Ты напилась?
— Напилась. Угу.
Я подумал.
— Нажралась, то есть? В сосиску?
— В сосиску.
Я заснул.
Опять была Лариса. Нет, нет, нет, это было хуже, хуже всего. Опять была она.
Снова этот непонятный кайф — кайф с цветами и запахом роз. Блин, надоело. Из «Кэнона» вылез снимок — снимок, сто́ящий всех желто-синиx питерских трамваев. Проба.
— Попробуем отпечатать на машине, — мне было погано выговаривать эти слова, я их выдавливал, а Лариса как-то жалко и убого смотрела на меня.
Запустил. Линух грузился. Система не могла заработать сразу, надо было подождать. Далее! Температура не соответствует норме. Как бы хотелось нажать ОК, но нельзя, нельзя, иначе снимки просто слипнутся в процессоре.
