Нужно было вернуться к горгоне, которая к этому времени уже наверняка подобралась к апофеозу пьяной истерики.
Бутылка с бренди открытой стояла на столе, но жидкости в ней не сильно убавилось.
— Кофе? — предложила Гиацинта, когда он вошел. Присев на корточки, она разжигала плиту. — Черт, — зашипела, обжегшись и замахав руками. Водрузив на плиту тяжелую сковороду, она развернулась к Траппу. — Как вы это сделали? — спросила восхищенно. — Вы убили нашего гостя его собственным кинжалом!
Трапп оторопело смотрел на её оживленное лицо. Вполне очевидно, что у Гиацинты не было истерики.
Она взяла его за руку и покрутила кисть в разные стороны.
— Под каким углом вы её вывернули? Это противоречит человеческой анатомии. Научите меня тоже?
— Вы пугающе спокойны.
— Вас же не убили, — пожала она плечами и вернулась к плите. Энергично разбивая в сковороду яйца, Гиацинта философски продолжила: — Как ни крути, жизнь предателей родины полна опасностей.
Она была так красива в эту минуту, со своей простой косичкой и чистым, спокойным лицом, что Траппу ужасно не хотелось продолжать разговор. Хорошо было бы просто позавтракать, любуясь открывающимся в окне пейзажем.
— Дорогая, — с сожалением сказал Трапп, — боюсь, что у меня для вас плохие новости. Наш ночной гость приходил с визитом к вам, а не ко мне.
— Глупости, — отозвалась она решительно. — Никому не нужно меня убивать. Да я этого человека даже не знаю.
— Разумеется, не знаете. Это обычный наемник.
— Так с чего вы решили…
— У него в кармане был карандашный рисунок с вашим изображением.
— Что?
Гиацинта все еще не выглядела испуганной, скорее изумленной и задумчивой.
— Покажите.
— Он весь в крови.
— Да перестаньте, — отмахнулась гематома раздраженно, — я не такая уж и неженка.
— Совсем не неженка, — согласился Трапп и неохотно положил на стол изрядно потрепанный рисунок.
Она брезгливо взглянула на него и побелела.
Это произошло так стремительно, как будто кто-то опрокинул на неё ведро с белой краской.
Губы у Гиацинты затряслись, а в темных глазах появился ужас. Быстрыми рваными движениями разглаживая рисунок, она словно бы пыталась стереть с него уверенные грифельные линии.
— Что случилось? Гиацинта, посмотрите на меня. Объясните понятно, от чего вас так пробрало?
Он обхватил её лицо руками, и она стиснула его запястья мертвой хваткой. Заговорить смогла не сразу, потому что зубы стучали друг о друга.
— Художник…
— Вы знаете, кто нарисовал этот рисунок?
Она закивала, и из глаз её хлынул бурный поток слез. Их было так много, что они обжигали его ладони и стекали вниз, под манжеты рубашки.
