Нет, это было самоубийство и трусость. Но играло ли это роль, коль скоро итог оказался один и тот же?
Кристо заревел, стиснув дробовик в руках, словно окровавленную палицу, и размахивая им по сторонам. Это была его предсмертная песнь.
А затем все кончилось.
Он был жив, и его окружала настоящая гекатомба.
— Я должен быть мертв, — прошептал он и повалился на колени в кровавое болото.
— Но ты жив, — прозвучал позади него тихий голос. Он почувствовал, как его слегка тронули за руку — так погонщик скота осторожно приближается к разъяренному животному.
— Ты жив, — произнесла послушница, почти девочка по возрасту, — и мы тоже. Благодаря тебе.
Несмотря на кровь, ее волосы с выбритой тонзурой блестели, а лицо явно выдавало юность. Простое, миловидное. Какое было у Карины до того, как мир причинил ей боль, подверг испытаниям связь между отцом и дочерью, истирая ту, пока она, наконец, не разорвалась.
Он обхватил ее руки своими. Пятнать ее кровью с бойни представлялось едва ли правильным, но он устал и уже перестал быть настолько заботлив.
— С ней все в порядке?.. — указал он на Карину.
— Она без сознания. Ранена, мне кажется.
— Были беспорядки. Ее зацепили.
— Понимаю, — девушка выглядела задумчивой, настороженной.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Кристо.
— Если и причинишь, уже неважно, — проговорила она, переведя взгляд туда, где продолжал гореть приорат, а вместе с ним сгорали и ее сестры. Огонь распространился во двор, подползая ближе, пожирая, очищая. Возможно, это было и к лучшему.
— Мне жаль, — произнес Кристо, поднимаясь с помощью девушки. Адреналин отступил, и на него навалилась боль. Хотелось спать, но он не осмеливался закрыть глаза, опасаясь, что уже не откроет их снова.
Девушка подошла к пожару, и на мгновение Кристо показалось, что она может прыгнуть в огонь, совершив самосожжение. Он чуть было не вскрикнул, но остановился, когда она обмотала руку тряпкой и потянулась вниз за церемониальным мечом.
Тот все еще был покрыт кровью, однако она вытащила пробку из фляжки, которую достала из сумки, и стала чистить, пока он снова не засиял.
— Это был клинок сестры Вериды. Она называла его Победа, — девушка обернулась и засунула Победу себе за пояс. — Теперь я страж реликвий, хранительница знаний. Я — это все, что осталось.
Кристо подумалось, что это самый чертовски отважный ребенок, какого ему доводилось видеть. Она не плакала, не колебалась. Никакой слабости. Только сила.
Она отошла от пламени и посмотрела на Карину.
