- Возможно, для наших целей неплохо взять машину напрокат, впрочем, я уже обо всем позаботился, не утруждайте себя такими мелочами, - поклонился Цетон, расправляя воротник нового, теперь нежно фиолетового, пальто госпожи, но, очевидно, мыслил об ином, повторяя раз за разом, контракт за контрактом: “Да-да, мелочи. Но именно мелочи делают нашу жизнь, точнее, их жизнь, людей. И как легко они продают и разменивают вечность ради мелочей”.
Новая машина тронулась, на лице слуги порой проскальзывали следы этой его извечной мысли. Он, как и накануне, поглядывал на хозяйку в зеркало заднего вида, та, как и накануне, сползла киселем вдоль сидения, смотрела, неудобно вывернув шею, с праздно-безразличным любопытством, как в телевизор, в окно, ныне прижимая к груди запыленную старую игрушку. Цетон заинтриговано поинтересовался:
- Сия вещь, которую вы имеете удовольствие держать в руках, имеет для Вас некое символическое значение?
- Да, - коротко, как будто испуганно, отозвалась Розалинда, добавив тихо: - Она еще моя, из моего детства. Я была уверена, что они избавились ото всех моих вещей, дабы не печалиться при взгляде на них. Я, наверное, как будто умерла для них. Обо мне, наверное, старались как можно меньше говорить, а если и говорить, то, видимо, вполголоса. Да и что они могли сделать… А я за мертвенный покой на земле продала ведь вечность?
Цетон деликатно отмалчивался, все еще не раскрывая страшной тайны, словно боясь, что сорвется его некий план, который иногда сверкал отражениями волчьих зрачков в застывшей памяти веков его неподвижных глаз, пока что предоставлял госпоже свободу для измышлений о своем конце.
- Впрочем, вы не знаете наверняка, что послужило причиной развода ваших высокоуважаемых родителей, и тем более не можете знать, как о вас отзывались в последнее время, - вскоре заметил водитель, выбравший на этот раз извилистый путь по одному ему ведомым закоулкам.
- Наверное, я чувствую. Хотя… Они были так всегда добры… - размышляла девушка, созерцая свое отражение в стекле. Казалось, она пыталась восполнить все то бегство от своих изображений, которое причиняло столь много страданий в прошлом, прошедшем, а теперь вдруг табу оказалось снятым, сломленным, и оказалось не запрещенным смотреть подолгу, не мигая. А вот зачем уже смотреть… Вот ведь вопрос.
Достигли предполагаемого адреса. Цетон предусмотрительно, догадываясь о принадлежности вчерашних врагов к конкурентам фирмы, прочесал сначала все коридоры. Никого. И это никого оказалось главной загвоздкой.
