- Отчего же я уникальная? - вскинула узкие бровки девушка, не оглядываясь.
- О!.. Этот аромат, пьянящий аромат отчаявшейся души. В твоем случае он великолепен своим противоречивым сочетанием тусклой, но незатухающей надежды и одновременно всеобъемлющего… - почувствовалось блаженное напряжение в упоенном голосе Цетона.
Розалинда поморщилась:
- Отчаяния… Ты рассуждаешь о душах, как о блюде, словно вот она, моя душа-то бессмертная - на тарелке разложена телом рыбы под специями. С кем же я заключила контракт… Чего ты добиваешься? Почему выбрал именно меня? Очевидно, я самое аппетитное кушанье за последнее время?
- Я же говорил - уникальная моя госпожа, - заискивающе улыбался слуга. - Вы единственная и неповторимая за все время моей жизни, очень долгой жизни.
- Вижу, что не короткой, и все же, мало ли таких же мучающихся ненормальных? Впрочем, забудь, я лишь благодарна тебе, я обрела, наконец, рассудок, холодный, бесполезный, но зато бесконфликтный… А все же… Насчет Фрейда, я ведь, когда искала ответ, много перечитала всякой литературы, искала свой ответ, потом уже диагноз, но нет… бесполезно… Так это ты подсказал Фрейду идеи эроса и танатоса? Ты стал его танатосом, желание разрушать, ненавидеть…
Цетон молчал, не опровергая и не подтверждая соображения собеседницы, заканчивающей невесело изысканный, хоть и не роскошный, ужин, а она продолжала:
- Вы, Вороны - демоны-искусители, лжецы и шантажеры, как я уже понимаю… Что ж, хотя бы учение Франкла вы не тронули, кстати, почему? Он вынес столько страданий, сколько не снилось сытому самодовольному товарищу Фрейду.
- Но ведь он не терял надежды, его идеи спасали его… - объяснил вполне объективно Цетон, оправдываясь. - Вороны никого никогда не обманывают, они не искушают души чистые и бескорыстные, их манит отчаяние, порожденное эгоизмом и ноющей жалостью к себе. Зигмунд страдал эгоцентрично, боролся со своими комплексами, возводя их в теории, которые лишь строились на его собственных травмах. Впрочем, не принимайте на свой счет, госпожа, я взболтнул лишнего. Покорнейше прошу простить…
- Да нет, ты как раз прав, какой же я должна быть прогнившей эгоисткой, если так невозмутимо рассуждаю о полной чепухе, впиваясь жадно в останки некогда живого существа, а о судьбе матери, сестры и брата даже не вспоминаю… Что ты сделал со мной, лжец… Что же ты сделал?
- Если прикажете, я немедля займусь расследованием, - делано деловито поклонился Ворон.
