— Уйдемъ — черно и придемъ — черно! — жаловались они, — какъ-будто и не росло ничего, — или же бѣло. Наши деревенскіе уже стали кой-которую картошку и рѣпу въ землѣ оставлять до нашего прихода. Потѣшьтесь, говорятъ, вы, свѣжій овощъ выдерните изъ гряды своими руками.
— Хорошо у насъ по деревнямъ! — мечтательно вспоминали молодые духоборы. — Теперь капуста уже завилась, дѣвки сѣно гребутъ, поютъ, должно быть. Такъ поютъ у насъ, — прибавляли они, — поле вздымается, небо на землю хочетъ упасть. Вотъ поѣдешь, самъ услышишь!..
Несмотря на эту меланхолію, они были настроены радостно и возбужденно и надѣялись, что благосостояніе общины скоро встанетъ на прочную основу.
— Ничего! — утѣшали они сами себя, — только бы это лѣто намъ дотерпѣть. Сей годъ у насъ такіе посѣвы, что, если, дастъ Богъ, создастся урожай, на будущую весну перестанемъ уходить, станемъ лучше прибавлять свое поле.
Я спросилъ у молодыхъ людей, въ которомъ часу долженъ пріѣхать Веригинъ.
— А вотъ кончимъ завтракъ и пойдемъ вмѣстѣ! — сказали они. — Пожалуй, что они уже пріѣхали, квартира-то ихняя на другомъ концѣ города. Молокане тутъ есть Казабовы, изъ армянъ, Петюшка къ нимъ всегда заѣзжаютъ!
Они говорили о своемъ руководителѣ во множественномъ числѣ, но въ то же время называли его уменьшительнымъ ласкательнымъ именемъ. Впрочемъ они относились и другъ къ другу съ такими же ласкательными обращеніями. Черезъ полчаса они передѣлали соотвѣтственно и мое имя и стали называть меня Володя и братецъ. О Веригинѣ они отзывались съ такой любовью, что ласкательное имя его получало въ ихъ устахъ совсѣмъ особенный характеръ.
— Какой человѣкъ, — неустанно повторяли они. — Ласковый, учительный, словоохотливый, ко всякому съ привѣтомъ, для всякаго съ помощью. Такого другого нѣту во всѣхъ духоборахъ.
Мы взобрались на верхъ и пошли по той же широкой главной улицѣ, сокращая время непрерывнымъ разговоромъ.
Больше всѣхъ говорилъ Миша Казаковъ, стройный, бѣлокурый, съ вьющимися кудрями и румянцемъ во всю щеку, поминутно вспыхивавшимъ и пропадавшимъ безъ всякой причины. Ему не могло быть больше восемнадцати или девятнадцати лѣтъ, и онъ походилъ на дѣвушку, переодѣтую мальчикомъ. Тѣмъ не менѣе, Миша завѣдывалъ паровиками на большомъ кирпичномъ заводѣ и зарабатывалъ больше ста долларовъ въ мѣсяцъ.
— И въ Канадѣ-то не все ровное! — говорилъ Миша. — Есть одно хорошее, а другое — худое… Вотъ, къ примѣру, англики нарекаютъ на насъ, что мы хотимъ жить селами на обчинѣ. По-ихнему, каждый человѣкъ долженъ жить на своемъ участкѣ. А по-нашему, это — самое звѣрство. Потому что живетъ человѣкъ въ пустынномъ мѣстѣ одинъ въ родѣ звѣря… Еще другое. Семьистому человѣку поодиночкѣ жить не бѣда, а малосемейнымъ — худо. Захвораетъ если, никто, пожалуй, и не навѣдается.
