— Что тебя беспокоит, Дэк?
— А могут быть и другие женщины?.. Как та, что сейчас с Кирэллом, о которых мы не знаем? А если нет, и если ваши записи верны, то что случилось с ними?
Талфрин вдруг понял, что беспокоит Дэка. Драгуны, независимо от их цвета или статуса, всегда очень оберегали женщин.
— Я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь узнать, случалось ли это раньше, если Бонн не скажет нам.
— Сомневаюсь, что скажет.
— Согласен, но мы можем убедиться… как зовут эту женщину?
Дэк нахмурился, поняв, что не знает ответа.
— Кирэлл мне не говорил.
— Ну, нам нужно будет выяснить это после собрания. — Талфрин был не настолько глуп, чтобы прерывать Кирэлла. — А пока я могу убедиться, что она единственная на этом собрании, проведя проверку каждой женщины.
— Некоторым мужчинам это не понравится.
— Их «нравится» меня никогда не касалось. Я всегда был против этих собраний. Воспоминания женщины никогда не должны изменяться без ее согласия.
— Вы знаете почему, Талфрин. Эта планета не готова признать, что во Вселенной есть другие виды, кроме их.
— Тогда их следует оставить в покое, пока они не будут готовы, — Талфрин взял планшет из рук Дэка. — Я начну свое расследование. А ты узнай у мужчин все, что можешь. Возможно, у них есть информация, которая нам нужна.
Глава 7
Кирэлл смотрел на Осень, спящую в его объятиях. Сначала она просто притворилась спящей, и он позволил ей это. Даже протянул руку и впервые за все время приглушил свет в комнате. Похоже, это сработало, потому что вскоре Осень действительно заснула.
Что заставило ее сделать это после того, как она призналась, что ненавидит сон? Неужели его слова? Неужели то, что он сказал правду, причинило ей такую боль, что она предпочла этому кошмары?
Кирэлл не принял бы ни один из вариантов.
Но ничто в этом Жаре не было для него тем, что он был готов принять. Когда его впервые охватил Жар, всем, чего хотел Кирэлл, была женщина… любая женщина… Ему было все равно, кто, где и как, и теперь это заставляло его стыдиться. Ведь даже во время Жара к женщине всегда следует относиться с уважением. Этому его научил отец.
Оглядев комнату, он почувствовал себя еще более неуютно. Разве то, что окружало его женщину, было проявлением уважения?
Даже простыни, на которых они лежали, были грубыми. До сих пор Кирэлл не замечал их шероховатости, а кожа Осени была намного нежнее, чем его.
Если бы они были в его доме на Монду, он уложил бы ее на самые мягкие простыни. Он бы позаботился о том, чтобы Осень получила все, что хочет. Еда. Питье. Ванна. Он осыпал бы ее драгоценностями. Он бы боготворил ее.
