Кивнул сам себе и твёрдым шагом направился к дороге. Его заметили, и один мотоцикл вынырнул из колонны, сделал круг, объезжая Колю по широкой дуге. Остановился так, чтобы непонятный русский оказался под прицелом пулемёта, установленного в коляске. Сидевший за водителем немец, скинул с плеча винтовку, медленно подошёл, посмотрел в глаза. Коля поднял руки вверх. Немец одобрительно кивнул, ощупал его на предмет оружия.
— Я ищу офицера Вилли, — немецкий язык поставил мотоциклистов в ступор. — Он обещал, что меня увезут в Берлин, но русские разбили колонну. И вот я здесь. И хочу служить Германии, чтобы в России люди стали свободны от сталинского рабства.
Немцы заулыбались.
— Иди к бронетранспортёру, — кивнул в сторону дороги немец в коляске.
Коля, не опуская поднятых вверх рук, направился в указанном направлении. Навстречу из задних дверей бронетранспортёра вылез офицер, с любопытством рассматривая пленного русского.
Коля повторил офицеру то, что говорил солдатам, почти слово в слово. Тот улыбнулся.
— Хорошо. Ты поможешь нам, мы поможем тебе. Я не знаю, про какого Вилли ты говоришь, но постараюсь что-нибудь узнать.
Коля во второй раз оказался внутри немецкого бронетранспортёра, и опять ему никто не связывал руки, только с двух сторон сели немецкие солдаты.
После часовой тряски Колю затошнило, он опустил голову вниз и с трудом сдерживался. Не мог же он показать, что не достоин общества цивилизованных немцев.
Отряд немцев въехал в одну из белорусских деревень. Солдаты сгоняли на центральную площадь население, где уже стояли четыре виселицы. Коля по распоряжению офицера вылез из бронетранспортёра и оказался под прицелом сотен глаз. Он чувствовал, как его сверлили взоры деревенских жителей. Настороженно, с любопытством и презрением. Под таким давлением, Коля не знал, куда девать руки, куда смотреть, чтобы не наткнуться на случайный недоброжелательный взгляд.
Немецкие солдаты привели четверых людей. Трое в гражданской одежде, один в военной форме. Офицер зачитал приговор, который Коля прослушал, занятый пристройкой рук, чтобы не мешали. Когда на приговорённых набросили петли и выбили опору, он зажмурился. Когда открыл глаза, повешенные уже не дёргались. Но тела ещё слегка покачивались. Офицер улыбнулся.
— Так будет с каждым комьюнистом! Большевик должен умирать!
В центр площади вывели ещё троих. Обычные красноармейцы, избитые, окровавленные. Немецкие солдаты поставили их на колени, связанные за спиной руки были неестественно белыми.
