— Кто кричитъ? Улька? — весело спросила она, подходя къ группѣ шумѣвшихъ ребятишекъ. — Сказывайте, кто кого обидѣлъ?
Уличка опять затопала ногами.
— Противные русскіе ребятишки уронили мой хорошій американскій чулокъ, — визжала она, захлебываясь отъ гнѣвныхъ слезъ.
Реальные враги въ головѣ Улички заняли мѣсто воображаемыхъ, и она совсѣмъ забыла о злыхъ эльфахъ.
— Ну, не плачь! — успокоивала ее мать. — Дай, я повѣшу его на мѣсто!
Дѣвочка тотчасъ же перестала плакать.
— Выше повѣсь, — сказала она, слѣдя за руками матери. — Пусть Санта-Клаусъ увидитъ мой чулокъ первымъ.
— Мама! — прибавила она довѣрчивымъ тономъ. — А что Санта-Клаусъ принесетъ мнѣ?.. какъ ты думаешь?..
— Куклу! — сказала мама, улыбаясь. — Большую, съ фарфоровой головой.
Кукла была уже куплена и лежала въ нижнемъ ящикѣ комода, конечно, помимо вѣдома маленькой Улички.
— Кокло! — мимоходомъ передразнила дѣвочка свою мать. — Говори лучше: doll.
Онѣ все время говорили на разныхъ языкахъ, но мать пересыпала свою рѣчь англійскими словами для лучшаго пониманія дѣвочки, и для человѣка со стороны ея жаргонъ показался бы совершенно непонятнымъ.
— А еще что? — тотчасъ же прибавила Уличка.
— А еще candy (конфеты)… — сказала Матрена Ивановна, опять употребляя англійское слово.
— Какія candy, шоколадныя? — оживленно воскликнула дѣвочка. — Ахъ, хорошо!.. Добрый, добрый Санта-Клаусъ… — мечтательно прибавила она и даже закрыла глаза въ избыткѣ восторга.
— А мнѣ что принесетъ! А мнѣ? — кричали другія дѣти, обступая мать и теребя ее за полы.
— А кишъ! — отмахнулась Матрена Ивановна. — Завтра увидите.
Она опять бросилась къ столамъ, но на порогѣ остановилась съ гостьей, долговязой и бѣлокурой бабой, которая была одѣта совсѣмъ по-русски, въ ситцевомъ платьѣ и съ шалью на плечахъ, и смотрѣла на эту сцену съ недоумѣвающимъ и даже нѣсколько боязливымъ любопытствомъ.
— Чего это они лопочутъ? — спросила гостья, указывая пальцемъ на ребятишекъ.
Онѣ были изъ одного города, и мужья ихъ когда-то работали въ одной мастерской, но Илья Никитичъ раньше дерзнулъ на переселеніе въ Америку и взялъ съ собою жену. Павелъ пріѣхалъ только черезъ годъ, по его вызову; а жена Павла, Дарья, явилась всего три дня тому назадъ, ибо раньше этого времени мужъ все не могъ рѣшиться купить для нея шифъ-карту. Въ этомъ случаѣ, какъ и во всѣхъ человѣческихъ дѣлахъ, эмигранты тянулись длинными и непрерывными рядами, цѣпляясь другъ за друга, какъ крючки и петли. Ряды, шедшіе изъ Россіи, до сихъ поръ начинались изъ Ковны или Бердичева и тащили въ Америку только каширныя петли. Усольцевъ началъ собой одинъ изъ русско-славянскихъ рядовъ, и по его слѣдамъ успѣло явиться уже нѣсколько новыхъ звеньевъ.
