Слѣдующая хозяйка Авдотьи была ненавистница Америки и патріотка старой родины. Мужъ ея былъ инженеромъ и отсутствовалъ по цѣлымъ недѣлямъ, жена вела уединенную жизнь и съ утра до вечера читала, но она выписывала русскія книги и журналы и старалась жить въ сферѣ русскихъ идей. Въ минуты, свободныя отъ чтенія, она проклинала мѣщанскій строй американской жизни, и отъ злости у ней дѣлались спазмы и подергивались мускулы лица, какъ въ пляскѣ святого Витта.
Это было ревнивое и упрямое сердце, и воздухъ изгнанія казался ей чернымъ и затхлымъ — чѣмъ дольше, тѣмъ тяжелѣе. Она ненавидѣла даже американскую природу, высмѣивала долговязую кукурузу, которая замѣняетъ хлѣбъ на нивахъ восточной Америки, и пресловутыя купанья на морскомъ берегу, гдѣ рыхлый песокъ вмѣсто зелени покрытъ обрывками бумаги и осколками бутылокъ, и нельзя сдѣлать шагу, чтобы не наступить на спящаго человѣка. Ей казалось, что тамъ, по другую сторону океана, даже небо выше и море глубже, чѣмъ въ странѣ изгнанія. Особенно противна ей была американская культура съ религіей денежнаго мѣшка и ханжествомъ вмѣсто идеализма. Мужъ ея успѣлъ привыкнуть къ Америкѣ. Ему нравилось широкое поприще, которое открывается здѣсь предъ каждымъ человѣкомъ, умѣющимъ работать. Въ тѣ дни, когда они сходились дома, они вели безконечные споры, и каждый выступалъ защитникомъ того отечества, которое ему было милѣе. Мужъ перебиралъ историческія язвы стараго европейскаго міра, жена упрекала Америку за ея грубый матеріализмъ и указывала, что здѣсь можно достать все, что покупается за деньги, но нельзя достать того, что не поддается оцѣнкѣ на доллары и пенсы.
Отъ нечего дѣлать она стала учить Авдотью читать по-русски. Къ собственному удивленію Авдотьи, грамота далась ей безъ особаго труда. Послѣ долгаго путешествія и внезапной перемѣны всѣхъ условій жизни, умъ ея не хранилъ прежней неподвижности, и она стала понимать теперь много такихъ вещей, которыя въ Красномъ показались бы ей совершенно недоступными или внушающими страхъ.
Авдотья прожила здѣсь полгода, потомъ господамъ пришлось переѣхать на западъ въ Чикаго, и она опять пошла въ контору.
Послѣ этого Авдотья стала мѣнять мѣсто за мѣстомъ, нигдѣ не заживаясь подолгу, но не выходя изъ широкихъ предѣловъ Новаго Нью-Іорка, который захватилъ архипелагъ острововъ на устьѣ большой рѣки и считаетъ около четырехъ милліоновъ жителей. Этотъ огромный городской міръ постепенно сталъ ей близкимъ и знакомымъ. Она живала и въ Бронксѣ, возлѣ большого звѣринца, и на краю Гарлема, среди новозастроенныхъ пустошей, въ Бруклинѣ, около висячаго моста, и даже за рѣкой Гудсономъ, на высотахъ Бергена, и у форта Ли, среди фермъ, окруженныхъ огородами и перемежающихся парками.
