Я едва сдержала смех, а Генрих тем временем наклонился ко мне и тихонько сказал:
— А как насчёт сбежать ото всех незаметно и провести остаток вечера, целуясь в коридоре?
— Штандартенфюрер Фридманн, вы совершенно невозможны!
— Фрау Фридманн, вы правы. Я пойду первым, а ты иди за мной через пару минут. Я буду ждать тебя в холле.
— Хорошо.
Как только он вышел, я постаралась незаметно оглядеться, надеясь, что никто не заметит нашего внезапного исчезновения. Рискованно, конечно, было идти на подобные проделки особенно в такой важный день, но я готова была на возможность получить нагоняй от начальства, если они нас поймают за весьма непатриотичными делами снаружи. Мы только начали возвращаться обратно к тому, какими мы были до трагической смерти моего брата и нашего малыша, оставивших нас обоих в глубоком горе. Мы наконец-то сняли траур и стали потихоньку учиться жить заново, вспомнили, как нужно было смеяться, радоваться жизни, и смотреть в будущее с надеждой. В конце концов, мы были друг у друга, и ничто не смогло бы этого изменить.
Я взглянула на передний ряд, где все они сидели плечом к плечу: рейхсфюрер Гиммлер, министр пропаганды Гёббельс со своей женой, рейхсмаршалл Геринг и сам лидер рейха — Адольф Гитлер. обергруппенфюрер Гейдрих сидел позади них со своей беременной женой. Я вдруг мысленно понадеялась, что потолок рухнет и накроет их всех. И когда я начала желать людям смерти с такой завидной регулярностью? Не так меня родители растили, совсем не так.
Минуту спустя я тихо поднялась и прошла на выход, стараясь привлечь как можно меньше внимания. Когда я проходила по коридору, где Генрих должен был меня ждать, кто-то схватил меня за талию сзади и потянул внутрь одной из ниш в стене с высокой статуей посередине. Это оказался мой муж. Он закрыл нас бархатной портьерой, закрывающей нишу наполовину, развернул меня к себе и прижал к стене, сделав нас абсолютно невидимыми для посторонних глаз.
Я чувствовала себя как школьница, прячущаяся со своим соседом по парте на заднем дворе во время перемены, пока учителя не видят. Меня это вдруг так рассмешило, что я начала хихикать в голос. Генрих тоже начал смеяться, одновременно прижимая палец к губам.
— Тише, нас же услышат!
— Прости, я не могу сдержаться! Мы двое взрослых людей, работающих в Главном Имперском Управлении Безопасности, и что мы делаем на приёме в честь дня рождения нашего главнокомандующего? Целуемся в коридоре, как два подростка!
