В табачном киоске я купил пачку «Голден Вирджиния», 7 евро и 80 центов. Я вышел на улицу и задумался, не стоит ли бросить курить.
Открыл входную дверь, потом поставил кастрюлю на огонь. Я смотрел на раковину и на капли, катящиеся из крана, и думал, какой поступок сейчас будет правильным, независимо от того, чего на самом деле мне хочется. Подумал, что, если к зиме стану бедным, к лету будет еще хуже. Нина захочет поехать на море или куда-то еще, а я не смогу даже вый ти из дома. Подумал, что было бы неплохо увидеть Нину в купальнике, а потом без него, с белыми следами на темной от загара коже.
Я посолил пасту. Взял баночку песто из холодильника и поставил рядом с горячей кастрюлей. Взял телефон, засек время и положил опять в карман. Открыл пачку фузилли и отмерил на белых весах ровно 165 грамм. Подумал, что через какое-то время не смогу себе позволить тарелку пасты, даже такой дешевой. Внутри стало зарождаться беспокойство. Когда оно покатилось по горлу, почти дошло до рта, меня отвлекла вибрация телефона. Я вытащил его, но не узнал номер.
– Алло?
В трубке послышались какой-то шум и шорох.
– Алло? – повторил я.
– Алло.
– Алло. Кто это?
– Аморесано? – спросил голос, показавшийся мне очень уставшим. – Аморесано, это Ла Каприя.
– Не понял, – сказал я.
– Ничего не слышу, – повторил голос, не знаю, мне или кому-то другому. – Аморесано, это Ла Каприя!
– Это правда вы, синьор Ла Каприя? – спросил я и высыпал пасту в воду.
– Да, Аморесано, это я. Я прочитал ваши рассказы, и, признаюсь, они мне очень понравились. Там надо кое-что переработать, не скрою, но у вас есть голос, свой стиль. Меня очень впечатлила ваша манера письма.
Я начал плакать, вот так вдруг, ни больше ни меньше, как ребенок. Глубоко вдохнул в бесполезной попытке найти свой обычный голос.
– Это правда вы, синьор Ла Каприя?
– Вы слышали, что я вам сказал?
– Да, – сказал я и вытер глаза краем свитера.
Я сказал, что он меня очень обрадовал, даже и представить нельзя, насколько. Я был счастлив. По-настоящему счастлив. Абсолютно счастлив. Я спросил, чем ему понравились мои рассказы, что именно в них его зацепило.
– Ничего не слышу, – ответил Ла Каприя, и потом снова послышался шум.
Я помешал фузилли большой деревянной ложкой. Почувствовал, что в горле стоит комок. Сглотнул.
Я сказал ему, что хотел бы встретиться, что он написал великолепный роман и что для меня он своего рода легенда.
– Кто? – спросил он.
– Синьор Ла Каприя, мне бы очень хотелось встретиться с вами, – повторил я.
