Я представлял себе вступление, писал его в уме, исправлял, изменял, бесконечно повторял, чтобы не забыть.
Я пришел домой, поздоровался с родителями. Достал из холодильника маринованные бобы, переложил в чашку. Включил ноутбук. Мой взгляд был устремлен в пустоту, руки застыли над клавиатурой. Я какое-то время сидел вот так, неподвижно, и ничего не писал. Потом начал искать информацию о Джозефе Смите.
Чем больше я читал о нем, тем больше убеждался в том, что мормоны обладают завидной фантазией, но тот факт, что они по-настоящему во что-то верят, несомненно, заслуживал уважения.
Я думал, что переехать в Неаполь из штата Нью-Йорк, чтобы нести волю Божью, это поступок не только безумный, но и романтичный. Я еще немного подумал и решил ничего не писать, потому что использовать их веру в качестве темы для рассказа мог бы только циничный и достойный презрения человек, а я на такую мерзость не способен.
Мы два часа решали, куда пойдем. Перебрали кучу вариантов, но в итоге поступили, как обычно. Я ждал Русского в баре на задворках пьяцца Данте. Взял маленькую бутылку пива. Снаружи было холодно, в новостях говорили, что кое-где в Кампании шел снег.
Я смотрел на экран и думал, что снег в Неаполе не помешал бы, это стало бы хорошей встряской, позволило бы увидеть все в ином свете, но снега не было, и это раздражало. Казалось, что в очередной раз мне не дают насладиться красотой какие-то высшие силы, которые мне никак не удается победить. Меня как будто отодвинули в сторону: глупая, незначительная частица, песчинка, с которой никто не считается, которую никто не слушает. Особенно меня беспокоила идея красоты, существующей где-то и при этом недостижимой для меня. Я был в смятении, поэтому отреагировал так, как умел: представил, как чистый белый снег покрывает крыши домов, машины, улицы, его нюхают изумленные собаки, дети бегают, падают и поднимаются, а я иду, с головой погрузившись в эту белизну, одежда промокла, щурюсь от слепящего света. Смотрю по сторонам и получаю удовольствие. Я вообразил и проблемы, которые принесет снег: «пробки», которые непременно образуются в этом хаотическом городе, не готовом к снегопаду, – но, несмотря на это, я страстно мечтал о снеге. Снег все смягчал, все покрывал, он умел это делать, как никто другой. Вся эта белизна, которая ложится поверх чувства вины и в конце концов погребает его под собой. Это было бы отличным оправданием, новым оправданием, чтобы и дальше ничего не делать.
