– Тебе-то это зачем? Санчо Панса при Дон Кихоте. Ах, шеф такой благородный и хороший, его просто довели злые люди. Вынудили похитить невинного человека, пытать, а потом убить. Самому разве не противно оправдания сочинять для мерзавца и морального урода?
Гена с резким вдохом замахнулся, но тяжелый кулак не долетел до моего лица. У меня чуть сердце не разорвалось. Я отпрянула назад и сжалась в комок, выставив вперед руки. Фантомный звон уже стоял в ушах, и голова раскалывалась от боли. Не случилось ничего. Охранник медленно разжал кулак и положил открытую ладонь на колени.
– Ничего ты не поняла. Не идиотка, но умом не блещешь. Санчо Панса? Может быть. Про Дульсинею тоже знаешь? Ешь завтрак, позже приду.
Просто встал и вышел, оставив меня с подносом, истерикой и тяжелыми мыслями.
Меня убить собирались, а я сидела перед остывшим завтраком и вспоминала, кто такая Дульсинея. Школьную программу прошла всю, ЕГЭ сдала, рекомендованную на лето литературу прочитала, но с Сервантесом у меня дороги разошлись. Я болела в тот момент, когда Дон Кихота изучали. Прочитать не успела и на уроке обсуждение слушала урывками, зависая над очередным рисунком в тетради. Тогда сложный орнамент из кос на листе в клетку занимал меня гораздо больше, чем похождения странствующего рыцаря. Кажется, у него была любимая женщина, и звали её Дульсинея Тобосская. Но при чем тут история Барона и мой плен я никак в толк не могла взять.
А Гена удивил. В его возрасте помнить школьную программу – высший пилотаж. Не что-то где-то там, а с подробностями. На вид ему было за сорок. Пивное брюхо отрастить не успел, ходил подтянутым, но морщины на лице давно собрались в складки. Если он десять лет у Барона работает, то сколько самому Андрею Александровичу? Явно больше тридцати, но чтобы больше сорока – точно нет. Выглядел он молодым. В спортзал, наверняка, ходил, как на работу, и занимался с пламенным энтузиазмом. Силушку его богатырскую я оценить успела, синяки еще не прошли. Тридцать два? Тридцать пять? Неужели успел навредить Нелидову, пока еще в институте учился? Может, он самый младший из четверки друзей?
Однако прозвища они себе придумали. Герцог, маркиз. От скромности никто не умер. Я жалела, что Гена так быстро ушел и мало рассказал. Я спугнула его своей болтовней. Черт, когда я научусь держать язык за зубами? Еще пара таких осечек, и про побег можно забыть. Но была и другая правда. Проведу две недели, ничего не делая, и о жизни можно забыть. Обалдеть выбор. Буду дергаться – убьют, просижу в заточении тихо – тоже убьют. Феерично. Просто потрясающе. Хоть иди и вешайся на проводе. Можно прямо на шее у Барона. Или просто вешаться ему на шею, как предлагал Гена.
