Насмешка над неоправдавшимися надеждами? У мисс Беннет не могло быть никаких надежд, кроме тех, что внушила ей мать, а та не видела ничего, кроме пяти тысяч фунтов годовых у Бингли.
Глубоко несчастными? Так оно и было бы, если бы Бингли открыл свои чувства Джейн. Он оказался бы мужем женщины более низкого положения.
– Я не намерен отрицать, что в пределах моих возможностей сделал все, чтобы отдалить моего друга от вашей сестры, и что я доволен успехом моих усилий. О Бингли я позаботился лучше, чем о самом себе.
– Но моя неприязнь к вам, – продолжала Элизабет, – основывается не только на этом происшествии. Мое мнение о вас сложилось гораздо раньше. Ваш характер раскрылся передо мной из рассказа, который я много месяцев назад услышала от мистера Уикхема. Что вы можете сказать по этому поводу? Каким дружеским участием вы оправдаетесь в этом случае? Или чьим неправильным толкованием ваших поступков вы попробуете прикрыться?
Уикхем! Она не могла выбрать имя, которое в большей степени ранило бы меня и вызвало бы большее отвращение.
– Вы весьма близко к сердцу принимаете судьбу этого джентльмена, – вспыхнув, заметил я.
И тут же пожалел о своих словах.
Что мне было до её интереса к Джорджу Уикхему? После отказа выйти за меня замуж, ничто в жизни Элизабет не должно было интересовать меня.
И все же я почувствовал ещё большее унижение, и меня захлестнуло новое чувство, которого раньше я не испытывал и которое было мне совершенно ни к чему. Ревность. Мне было невыносимо думать о том, что она могла предпочесть мне Джорджа Уикхема! Что она не смогла разглядеть под его лощеной внешностью черной души.
– Может ли остаться равнодушным тот, кому сделались известны его утраты?
– Его утраты! – повторил я. Что за истории он ей рассказывал? Уикхем, у которого было всё, которого любили и баловали в детстве и который, несмотря на доброе к нему отношение, вырос в самого распутного и развратного молодого человека среди всех известных мне.
Когда я подумал о деньгах, которые мой отец потратил на него, о предоставленных ему возможностях, и о помощи, в которой не отказал ему я сам, мои губы непроизвольно скривились в усмешке.
– Что ж, его утраты и в самом деле велики.
– И в этом виновны вы! – с жаром воскликнула Элизабет. – Вы довели его до нищеты – да, это можно назвать нищетой! Вы, и никто другой, лишили его тех благ, на которые он был вправе рассчитывать. Вы отняли у него лучшие годы жизни и ту независимость, которая принадлежала ему по праву и по заслугам. Все это – дело ваших рук! И при этом вы еще позволяете себе посмеиваться над его участью?!
