Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга | страница 53



Отецъ Кармановъ говорилъ рѣчь по поводу юбилея Толстого. Приводить ее въ подробностяхъ я не стану. Онъ сыпалъ бранными словами и самыми чудовищными эпитетами: — Безстыдникъ, разбойникъ, антихристъ, эдакій старичишка, поганое рыло.

Его гнусавый голосъ временами повышался до высоты собачьяго лая, и бороденка тряслась отъ злости. Время шло. Старухи сперва слушали, потомъ стали посапывать носами. Въ залѣ было тихо, только злыя слова отца Карманова (неправда ли, хорошо имячко) жужжали кругомъ, какъ грязныя мухи, и бились въ стекла…

— Пойдемте отсюда, — сказалъ я, не вытерпѣвъ.

— Что, не нравится? — насмѣшливо сказалъ мой спутникъ. — А вотъ почитайте-ка.

Онъ сунулъ мнѣ пару нумеровъ газетки «Волга», которая издается на средства мѣстнаго дворянства. Рядомъ съ самой забористой бранью на Льва Толстого былъ фельетонъ о покойномъ Владимирѣ Соловьевѣ. Черносотенный авторъ называлъ его злодѣемъ и сравнивалъ съ крыловскимъ сочинителемъ: — Надѣюсь, что онъ будетъ кипѣть въ адскомъ котлѣ до скончанія вѣка.

— Этому злому старику хотятъ устроить юбилей, — шипѣлъ отецъ Кармановъ; — можемъ ли мы допустить?..

— Запретить юбилей, — закричали союзники. — Просить вышнюю власть… Безпокоить, требовать…

Кстати сказать, «безпокойство» союзниковъ достигло цѣли. Юбилей «злого старика» остановленъ въ Саратовѣ, какъ и во многихъ другихъ городахъ.

Второй союзъ, собственно такъ называемый союзъ русскаго народа — въ другомъ родѣ, тѣснѣе, но внушительнѣе. Народа еще меньше. За столомъ сидятъ человѣкъ шесть, все теплая компанія.

Главный изъ нихъ — Васька Зубокъ (онъ же Васька Прасолъ), столпъ союза и ожесточенный гонитель евреевъ. Онъ даже рекомендуется обыкновенно: «Я — Василій Савенковъ, а зовутъ меня Васька Зубокъ оттого, что бью жидовъ въ глазъ, а попадаю въ зубы».

Васька Зубокъ высокій, ражій дѣтина, съ видомъ штатскаго фельдфебеля. У него длинные, лихо закрученные усы, глаза на выкатѣ и «военныя» плечи. Несмотря на свою осанку, онъ никогда не служилъ въ военной службѣ. Когда-то онъ былъ человѣкъ довольно состоятельный, но давно разорился и теперь промышляетъ маклачествомъ и союзной политикой.

Рядомъ съ Васькой сидитъ Калининъ, мелкій торговецъ, старьевщикъ, высокій, черный и грузный, съ зловѣщимъ лицомъ крѣпостного надзирателя при политической тюрьмѣ.

Угаровъ, другой старьевщикъ, сухощавый старикъ. Въ октябрьскіе дни онъ бѣгалъ по улицамъ и кричалъ: бей жидовъ, бей интеллигенцію.

Сапожникъ Рокотовъ, тощій, съ постнымъ лицомъ.