Таково было наше первое знакомство. А теперь я встрѣтилъ его случайно въ городской управѣ, среди просителей. Взглянулъ и узналъ, и подумалъ: «Вотъ человѣкъ, кому революція пошла на пользу». Онъ раздобрѣлъ и похорошѣлъ, ставъ шире въ плечахъ, и какъ будто выросъ. И движенія его утратили прежнюю юркость и стали плавныя, какъ у профессора.
Кафтана на немъ не было. Онъ былъ въ картузѣ и обычной мѣщанской одеждѣ, потертой, но чистой. Карманы его были попрежнему набиты бумагами.
Черезъ полчаса мы сидѣли въ томъ же трактирѣ. Но теперь насъ было только двое. Другіе интеллигенты изъ прежней компаніи были далеко. Присяжный повѣренный Жемчуговъ былъ высланъ въ Вологду, попалъ въ глухое село и былъ тяжко боленъ. Газетный репортеръ Улановъ попалъ въ Сибирь. Помню: онъ жилъ на площади какъ разъ напротивъ острога.
— Чтобъ ближе было садиться, — объяснялъ онъ совершенно серьезно. Сажали его чуть ли не каждые три мѣсяца, но потомъ выпускали.
Два другіе извозчика, члены тогдашняго комитета, были, должно быть, на биржѣ, съ лошадьми.
— Разсказывайте, что съ вами было.
— «Много было. — Онъ даже глаза закрылъ. — Горы и ухабы… Всего и не припомню…
Первую-то забастовку, вы знаете, мы выиграли; въ скорости составили союзъ, юрисконсульта своего поимѣли, того же господина Жемчугова, а я предсѣдателемъ былъ. Есть чего добромъ помянуть, два года жили вольготно, дышали, не стѣсняясь. Не было штрафовъ, и полиція насъ не касалась.
Отъ города имѣли обязательныя правила. Если согрѣшишь, ступай къ мировому судьѣ. На день, на два посадитъ, а то оправдаетъ.
Веселое было время. Дай Богъ еще разъ…
Судьи гуманно относились къ извозчикамъ. Кайзеръ судья знаменитый. Онъ нипочемъ не судилъ извозчиковъ, все оправдывалъ. Иные хулиганы пользовались и лишку брали, но мы слѣдили, чтобы вывести этотъ позоръ. Знаете, наша извозчичья тактика вырабатывалась вѣками, — запрашивать, какъ можно больше. Полтинникъ или рубль, — если сѣдокъ поддается.
Теперь опять стали насъ подтягивать безъ всякой милости… Пусть бы и такъ, да не черезъ мѣру строго. Шкуру дерутъ, у насъ шкура тонкая, скоро не нарастетъ.
Союзъ нашъ былъ скромный, профессіональный. Намъ велѣли закрыться. Мы основали профессіональное общество. Подъ конецъ и это закрыли, взяли насъ, извозчиковъ, подъ чрезвычайную охрану. Такъ мы воротились къ разбитому корыту. Бѣжали-бѣжали, оттуль шагомъ пошли».
— А можетъ и вовсе встали, — замѣтилъ я.
— Встать не встали, — задумчиво сказалъ извозчикъ.
