Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга | страница 107
Стадо это составляется изъ доброхотныхъ пожертвованій. Крестьяне приносятъ ягнятъ, а ягнята потомъ вырастаютъ въ барановъ. Раньше бараны считались сотнями, теперь же ихъ было — увы! — только восемь. Эти бараны, должно быть, особенно любили пріѣзжихъ. Они бѣгали за нами повсюду, какъ будто собаки, во время обѣда входили въ трапезную, требуя подачки, а ночью сталкивали насъ съ мѣста рогами и безъ церемоніи выдергивали изъ-подъ насъ сѣно.
Хранителемъ Ахпатскаго монастыря былъ Вартапедъ Керопъ, фигура во вкусѣ Рабле. Онъ угощалъ насъ холоднымъ виномъ и кизилевой водкой, маслянистой, краснаго цвѣта. Намъ онъ наливалъ вина, но когда очередь доходила до его стакана, бутылка кончалась, и онъ поневолѣ доливалъ свой стаканъ водкой. Потомъ выпивалъ до-суха и крякалъ, и въ его сѣрыхъ глазахъ мелькали золотистыя искры.
Одинъ изъ моихъ спутниковъ разсказывалъ:
— «Въ 1906 году мы пріѣхали въ этотъ монастырь. Насъ было трое. Хранителемъ былъ въ то время Вартапедъ Рафаилъ. О, бойкій старикъ, его, весь округъ знаетъ, толстый, высокій, веселый. И вдругъ мы видимъ его въ полномъ уныніи! Что такое? „Соціалы“ рѣшили его бойкотировать. А село было за соціалъ-демократами. Отняли у него прислугу, постановили не продавать ему пищи и не приносить воды изъ колодца. Спрашиваемъ его: „За что?“ а онъ прямо не говоритъ, а только бормочетъ: „Проклятая баба, стрекотуха“…
Вина у него много, а хлѣбъ заплѣсневѣлый, и воды не хватаетъ. Фонтанъ далеко. Онъ самъ таскаетъ понемногу, да брюхо мѣшаетъ. Говоритъ: „Ради Бога, помирите какъ-нибудь“. Мы пошли, помирили, упросили. Они дали ему прислугу, только не прежнюю, другую, воды принесли и продали барашка. Обрадовался. Шашлыкъ жаритъ, самоваръ ставитъ, завтракъ, обѣдъ, а вино безъ конца. Бокалъ у него двухстаканный изъ пальмоваго дерева. Выпьетъ, скажетъ тостъ, пѣсню споетъ, подброситъ бокалъ вверхъ и поймаетъ на ладонь. Мы не успѣвали за нимъ. Анекдоты такіе разсказываетъ, что зачихаешь, какъ отъ крѣпкаго табаку.
Все время ругаетъ „соціаловъ“, да какъ! А мы говоримъ: „Вотъ этотъ изъ нашихъ тоже соціалъ“. Остолбенѣлъ. Но потомъ помирились. Оба они кахетинцы, пьютъ здорово.
На другой день съ утра то же самое.
— Нѣтъ, — говоримъ, — мы не можемъ. Мы уѣзжаемъ.
А у него семь бутылокъ початыхъ.
— Что жъ, — говоритъ, — дѣлать? Я выпью за ваше здоровье…
И выпилъ всѣ. Тогда уѣхали мы»…
— Вартапедъ Керопъ не имѣлъ столкновеній съ соціалами. Времена были другія. Зато онъ имѣлъ еще худшія непріятности отъ горныхъ анархистовъ. Они наложили на него дань въ пятьсотъ рублей, и онъ заплатилъ. А между тѣмъ, я видѣлъ у него надъ кроватью винтовку. Патронъ былъ вложенъ и курокъ поднятъ.