Другим решением проблемы могло бы стать размышление о роли макроскопической неопределенности. Это потребовало бы онтологической интерпретации теории хаоса, какая нами уже обсуждалась в данной книге (глава 2, «Хаос и теория сложности»). Причинность, основанная на энергетических взаимодействиях между составляющими, с одной стороны, и причинность, определяемая нисходящим действием активной информации — с другой, чем–то напоминают взаимодополняющее взаимодействие материального и ментального. Здесь может быть намек на то, как связаны друг с другом мозг и сознание. И все же ясно, что сегодня мы еще очень далеки от разрешения наших затруднений по поводу происхождения и природы сознания, хотя оно и составляет основу всего нашего знания и опыта.
Важнейшее для человека понятие — это понятие «непрерывной личности», связывающей золотоволосую юность с седой старостью. (По крайней мере это так для западной мысли. В восточной традиции отдельная личность чаще считается иллюзией, от которой необходимо освободиться. В данной книге мы будем придерживаться западной точки зрения.) Одна из привлекательных черт дуализма заключается в том, что он наделяет каждого человека духовной составляющей — душой, которая выступает в качестве носителя личности и которая обеспечивает каждому идентификацию в этой жизни и за ее пределами. Однако, смысл предшествующего аргумента был в том, чтобы, отвергнув дуализм, воспринимать человека как психосоматическое единство — «скорее одушевленное тело, чем воплощенную душу», согласно известной фразе. Именно так древние иудеи, видимо, представляли себе человечество, и такой психофизиологический способ описания — доминирующий, хотя и не единственный, в Библии. Согласно одному из тех немногих пунктов, касающихся человечества, по которым сейчас наблюдается значительное единство мнений, люди должны восприниматься как единства, а не как некие духовные существа, живущие в плотских телах.
Это не значит, что теперь следует воздерживаться от разговора о душе вообще — такой запрет представлял бы значительную сложность для богословия. Это скорее означает переопределение понятия «душа». По существу, оно должно означать «истинное Я». Разумеется, это «истинное Я» — не просто тот материал, который составляет мое тело в какой–то определенный момент моего существования. Атомы в каждом из нас постоянно заменяются путем еды и питья, а также благодаря износу, следовательно, они не могут быть источником нашего ощущения «непрерывной личности». Скорее, наоборот, можно предположить, что личность складывается из какого–то невероятно сложного структурного образования («узора»), согласно которому организована материя. Современные человеческие возможности не позволяют объяснить, чем в точности характеризуется этот «узор», что в нем изменяется (например, как появляются новые воспоминания), а что остается прежним (и определяет, что именно этот конкретный человек продолжает жить). Отказ от компьютерной модели мозга/разума объясняется тем, что аналогия души с некой суперпрограммой, выполняемой «железом» тела, считается совершенно неподходящей. Однако эта жалкая аналогия, по крайней мере, указывает в правильном направлении, предполагая, конечно же, перенос ее на совершенно иной уровень для соотнесения с глубочайшей сложностью человеческой природы.
