Другая знаменитая философская (и богословская) проблема, имеющая длительную и спорную историю, касается предопределенности и свободы воли. Мы, конечно, считаем, что это мы решаем, что нам делать, несмотря на психологические исследования в области подсознательной мотивации, говорящие, что у нас на самом деле гораздо меньше пространства для маневра в этой области, чем мы обычно признаем. И, действительно, обладаем ли мы тем, что философы называют «свободой безразличия» (действительно свободным выбором между А и Б), или же то, что кажется нам свободным желанием и действием, имеет общее основание в каком–то более глубоко обусловленном механизме нашего мозга, и нам только кажется, что мы совершаем реальный выбор. Наука сама по себе мало чем может нам помочь в решении этой проблемы. Да, современная физика отвергла модель мира–часов, но тот вид случайности, что свойствен квантовым процессам, очень далек от произвольности действий человека. Вопрос о свободе воли — вопрос метафизический, поэтому и решение его должно быть метафизическим. Многие богословы предпочтут принять за основу присущее человеку ощущение свободы морального выбора и ответственности за него. В современной науке нет положений, которые могли бы это запретить.
По мнению многих мыслителей, человеческая свобода тесно связана с человеческой рациональностью. Если бы мы были полностью детерминированными существами, что могло бы дать нам гарантии, что наша речь представляет из себя нечто сознательное? Разве тогда звуки, издаваемые нами, и знаки, которые мы пишем на бумаге, не были бы просто следствием автоматических действий? Всем сторонникам детерминистических теорий, социально–экономических (Маркс), сексуальных (Фрейд) или генетических (Докинс и Е. О. Уилсон), можно было бы порекомендовать тайно отречься от них в своих же интересах, спасая собственные идеи от самоотрицания.
Настало время обсудить некоторые из этих вопросов в деталях, рассмотрев кое–какие конкретные предположения.
Функционализм
Одна из наиболее популярных стратегий редукционизма при рассмотрении взаимоотношений между разумом и мозгом — предположение, что эти взаимоотношения основаны на переработке информации, превращающей входящие данные — сигналы, полученные от среды, в выходные данные — различные виды двигательной активности (включая речь). Таким образом, дискуссия переходит в чисто функциональную плоскость.
Принимающие такую точку зрения часто пытаются выразить ее с помощью физикалистской модели мозга–компьютера. Их поощряет тот факт, что наше нейронное строение имеет некоторое сходство со строением компьютера, особенно такого, который основан на обработке параллельных матриц, хотя, конечно, мозг неизмеримо сложнее, а особенно в том, что обладает гораздо большей степенью связности компонентов, чем любой из современных компьютеров. Победные заявления поборников теории искусственного интеллекта о том, что «мыслящие машины» уже вот–вот будут созданы, подкрепляют эту «компьютерную теорию». Видные сторонники функционализма — Деннетт (считающий, что мыслительные процессы — результат беспорядочной конкурентной борьбы, в процессе которой множество параллельных нейронных компьютеров создает «множественные проекты», и из них побеждает один) и Фрэнсис Крик (чья работа в основном состоит в интересном описании того, что известно как нейрофизиология визуального восприятия). Несмотря на претенциозное заглавие книги Деннетта («Сознание объяснено»), ни один из авторов даже близко не подошел к убедительному объяснению фундаментального для человека ощущения самосознания. С функциональным подходом к сознанию существует еще немало серьезных проблем.
