Такова трудность, с которой приходится иметь дело богословию. Ответ последнего называется эсхатологией, доктриной о «последних днях», о «конце концов» истории мира. Здесь необходимо рассмотреть, что мы можем сказать, имея в виду факт наличия смерти, о судьбе каждого отдельного человека и о судьбе самой вселенной.
Человеческая судьба
В главе 3 мы предположили, что душа по отношению к телу — это его «форма», иначе говоря, сложная структура, служащая носителем информации. Если оставаться в рамках совершенно натуралистических понятий, которыми приходится оперировать науке, смерть в таком случае действительно представляется концом. Если же говорить языком богословия, только Бог— конец всего, и если есть жизнь после смерти, надежда на нее зиждется на доверии Творцу, который не позволит своим творениям, которые он любит, просто превратиться в ничто. Как раз об этом говорил Иисус саддукеям: Бог Авраама, Исаака и Иакова «не есть Бог мертвых, но бог живых» (Мк 12:27). Как патриархи имели значение для Бога при жизни, так они будут иметь его всегда. Кажется совершенно разумной вера в то, что Бог вспомнит и воссоздаст структуру, составлявшую человеческое существо, в акте воскресения, который произойдет после конца истории. Таким образом, христианская надежда сосредоточивается на реальной смерти и следующим за ней реальном воскресении, которое состоится благодаря силе, милосердию и верности Бога. Христианство не утверждает, что человек не может умереть «до конца», потому что в нем есть некая, по природе своей бессмертная, чисто духовная часть. Основание для веры в жизнь после смерти коренится совсем не в человеческой природе как таковой, а в крепости божественной любви. В христианском понимании, образцом такой эсхатологической судьбы служит воскресение Христа, прежде всех, еще до конца истории, испытавшего то, что каждый испытает после ее конца.
Если человек— психосоматическое единство, тогда люди, воссозданные Богом в акте воскресения, должны будут получить новые тела, чтобы они были носителями души. Но «материя» этих новых тел совсем не обязательно будет той же материей, что составляет плоть наших тел. Этого как раз быть не должно. Плотские тела этого мира по природе своей смертны, они подвержены разрушению. Если жизнь после воскресения должна быть истинно совершенной, а не просто повторением истории, конечной в своем пределе, тела этого грядущего мира должны быть другими, поскольку они должны быть навсегда избавлены от смерти. Науке известна только материя этого мира, но это не может помешать богословию верить в то, что Бог способен создать что–то совершенно иное. Но в таком случае богословие должно объяснить, почему Бог сразу не создал такой мир, свободный от смерти и страдания, а создал именно ту «юдоль скорби», которую представляет собой старое творение. Ведь так, разумеется, было бы лучше.
