– Что ты хочешь, за мою свободу, смертный? – отрывисто прошептала птица.
Тел-ар-Керрин тяжело сглотнул. Надо спешить! Демон говорил, птаха постыдится звать других на помощь, но как знать, может, те прилетят сами… А еще одного заклинания сети не сотворить, это-то отняло восемь лет жизни.
– Хочу заманить бога в амулет обмена, – выпалил маг. – Латасара. Птички донесли, ты знаешь, как это сделать…
– Глупец! Ты погубишь всех… – отозвалась первородная.
Тель сжал кулак сильнее. Птица, кажется, издала звук, похожий на стон. Запахло паленой плотью. Сеть заставляла перья раскаляться.
– Нужна жертва, – тяжело выдавила птаха. Шепот стал походить на змеиное шипение. – Кровь твоего ребенка от бескорыстно влюбленной женщины, и Латасар согласится на обмен.
– Не лжешь? – поинтересовался Тель, хотя прекрасно знал: птицы могут недоговаривать, но не умеют врать.
– Я всегда говорю правду, – первородная попыталась шевельнуть искореженным крылом. – А теперь отпусти меня!
Маг скривился. Демон рассказывал, если прикончить птицу, чаща выпустит без тяжелого испытания у врат. Тель прошептал несколько слов, стукнул нагревшимся посохом и раздавил заготовленный кристалл. Обратился к магии перемещения. Уже чувствуя, как пространство подхватывает его на свои плечи, посмотрел на сеть. От первородной осталось лишь кровавое месиво. Зато по ушам ударил царапающий шепот.
– Мы этого так не оставим Керриново отродье…Мы отомстим. Отомстим…
Тел-ар-Керрин только улыбнулся. Когда это случится? Пока у него есть дела поинтереснее одаряющих птиц. Да и демон с ними! Путь к бессмертию никогда не был легок, и не стоит считаться с жертвами по дороге к вечной жизни.
Четыреста шестьдесят лет после Явления небожителей в Окрестности Горла богов
В полутемной комнате приторно пахло воском и можжевельником. При неверном свете свечей чародейка Элла, срывая с шейного ремешка один кристалл силы за другим, через “не могу” пела заклинание. Слезы стекали по щекам на подбородок, слова подчинялись с трудом, но Элла не сдавалась, пробуя заклинание за заклинанием.
Учуяв неладное, повитухи уже разбежались кто куда. Рядом остался только зять, он стоял в двух шагах, чтобы не мешать, и осторожно покачивал исходящего в первом крике новорожденного мальчика.
На кровати рядом билась в предсмертных судорогах ее девочка, сладкая милая доченька. Элла из последних сил пыталась удержать ее в мире живых, но только мучила. Тело солнышка извивалось и, пытаясь сохранить остатки жизни, постоянно трансформировалось из ипостаси в ипостась. А в желтых глазах застыли боль и страх перед неизбежным.
