– Ты хорошо подумала? Хотя вряд ли. Ты ведь не думала вообще, сказала первое, что в голову пришло. Но я рекомендую тебе быть осторожней. У тебя, конечно, очень сильный покровитель, но с двумя такими врагами как я и Бэсет твоё жизнь здесь может превратиться в ад.
– Я скажу тебе откровенно, даже более откровенно, чем ты, возможно, заслуживаешь. Мне никогда не нравились ссоры и склоки. Мне нравится мир. Но у всего есть своя цена. Если твоя цены – это условие вступить в свиту твоих шестёрок – я пасс. Но, как ты поняла, я ведь тоже не пушистая и белая овечка.
– Ты одна, Мэйсон. У тебя нет друзей. Совсем. Ты ведь не думаешь, что можешь рассчитывать на малышку Дженни, правда? У тебя ещё остаётся время передумать. До завтрашней вечеринки. Вступишь в мою свиту, и я найду способ защитить тебя от гнева Бэсета. А нет – пеняй на себя.
Улыбка стекла с лица Авроры. Голос Уолш звучал спокойно, уверено и серьёзно. Походу, она не шутит? И если план превратить её в шлюшку–подстилку был типа того легкой игрой, то что может планировать Бэсет?
Аврора поняла, что Сабрина уже ушла только тогда, когда выдохнула. Не мешало бы проследить… но это становится похожим на паранойю. Предсказуемо и скучно.
Она глубоко вдохнула воздух в лёгкие и с удивлением поняла, что ей немного страшно. Хотя бы потому, что она понимает, что Бэсет что–то выкинет, но и представить не может – что? Может ли он опуститься до прямого насилия с угрозой жизни? Что–то слабо верилось. В нём был некий стержень, говорящий о рамках, за которые он не даст себе выйти; черта, ниже которой он ни за что не опустится. Подлинное благородство, которое остаётся таким даже наедине с собой, когда никто не может не увидеть, не оценить. Однако угрозы его были прямыми и недвусмысленными.
Чего же ждать? Стало холодно.
Все сходились на том, что Дарк Бэсет страшный человек и от него можно ждать чего угодно.
Но Аврора поймала себя на то, что на самом деле, в глубине души не сердится ни на Сэб, ни на Дарка. Впервые с тех пор, как погиб Хорхе Эрран она почувствовала себя такой… живой. После похорон, после обвинений его матери, вряд ли справедливых, она постоянно чувствовала уныние, грозящее вылиться в затяжную депрессию.
А эта борьба отвлекала, заставляла чувствовать себя живой. А ещё очень отвлекали глаза Дарка. Чёрные, как безумная ночь. Окунаясь в них взглядом тоже начинаешь чувствовать себя безумной. И живой. Но в то же время никуда не деться от мысли, что с этим миром всё не в порядке. Он кажется ослепительной декорацией, блестящей, яркой и – ненастоящей. Самое тошное, что Сэб Уолш права – никому тут нельзя верить. Особенно из тех, кому верить бы хотелось.
