Я выдёргиваю иглу и встаю, оказывается, ремни были просто наброшены, но не закреплены. В голове слегка шумит. Нужно выйти и узнать, что случилось.
12
За дверью тоже тихо. Я бреду по коридорам, сворачивая то вправо, то влево. Кажется, я заблудилась. Это и неудивительно, ведь я совсем не знаю этот дом.
— Лили!
Внутри меня всё замирает.
— Лили!
Мне не послышалось! Это Шон!
— Шон! — кричу в ответ и начинаю бежать на его голос.
Я бегу долго, петляя по коридорам, но всё никак не могу его найти. Слышу его голос, но он всё дальше. И я продолжаю бежать. Ноги начинают болеть, дыхание спирает.
— Шон! — что есть сил кричу я и продолжаюю бежать.
Боль и жар в ногах становятся невыносимыми, уже горит в груди и выше.
— Голова… — шепчу я и оседаю на пол, сдавив виски.
Боль уже завладела всем моим телом, она внутри, снаружи — везде. Она плавит меня, заставляя корчиться на полу. Мир теряет очертания, всё плывёт, а огонь пожирает мои внутренности. Я истошно кричу, продолжая барахтаться в пустом коридоре особняка, как вдруг меня выбрасывает куда-то.
Я снова в комнате на кресле, вижу размытое лицо склонившейся медсестры и высокую тёмную тень ближе к двери. Мне не услышать, о чём они говорят, потому как этот жуткий огонь снова затягивает меня в свои обжигающие объятия.
Не знаю, сколько проходит времени. Я продолжаю выплывать в реальность, и снова тонуть в боли. Долго, будто вечно. Но потом корабль сознания перестаёт раскачиваться, и я просыпаюсь.
Я лежу в постели в своей комнате. Медсестра, увидев, что я открыла глаза, спохватилась и, вскочив с кресла, подбежала ко мне.
— Мисс Роуд, вы слышите меня?
— Да, — тихо хриплю, не узнавая свой голос.
На лице девушки отражается облегчение, она даже слегка улыбается.
— Ваша первая адаптация прошла тяжелее, чем мы предполагали, тем более, что вас не готовили. Но дальше будет легче, максимум дискомфорт.
Я приподнимаюсь на подушках и присаживаюсь. Мне страшно пошевелить рукой или ногой, даже кашлянуть страшно в ожидании того ужасного жара. Но ничего такого не происходит, только жуткая усталость накатывает. Медсестра уходит, и на смену ей, как ветер в окно, врывается Ивва.
— Лили! — кудахтает она, ставя передо мной поднос с едой. — Ты, признаться, нас напугала, даже командора. Двое суток проспала!
Двое суток? То-то я ощущаю зверский голод, и обед, приготовленный шумной Иввой, оказывается кстати.
— Спасибо за цветы, — бормочу, откусывая масляный блин с джемом, — я люблю пионы.
