Внизу, в толпе, воцарилось тяжелое, мрачное молчание. Мне стало тревожно, липкий холодок пробежал по спине. Вдруг, где-то в глубине толпы раздался одинокий голос: «Свободу доктору Вагнеру!». «Свободу доктору Вагнеру!» — подхватила толпа. Крик этот ширился, рос, набирал силу, звучал все громче, все уверенней, он плыл над пыльной площадью, над домами, над городом, надо всей землей. «Свободу доктору Вагнеру! Свободу доктору Вагнеру!» — скандировала толпа. Больше я не смог ничего сказать. Мы вынуждены были уйти с балкона под свист, рев и улюлюканье толпы. Но и внутри здания всюду: в коридорах, в кабинетах, на лестничных клетках звенело в ушах: «Свободу доктору Вагнеру!»
Кровь бешено стучала в висках, я задыхался от злости и отчаяния, люди не приняли нашу правду, да им вообще не нужна была правда. Правда страшна, она не щадит никого, она такая, какая есть, а им нужна ложь, которая дает им уверенность в своей правоте, сытость и покой. Они хотят свободы выбора, но довольствуются тем, что выбирают между одной и другой ложью, они готовы даже умереть за свою ложь, лишь бы не жить с правдой. И в реве толпы слышалось далекое, доносящееся из глубины веков: «Распни его, распни!»
Мы вернулись в кабинет доктора. Он все также сидел за столом и что-то писал. Он продолжал заниматься той же работой, которую прервало наше первое вторжение. Несмотря на то, что мы не потрудились отключить телефоны в его кабинете, он не принял никаких мер для своего освобождения. Он не стал никуда звонить, не стал бить тревогу. Он спокойно, с уверенностью праведника, продолжал свою работу.
— А, это вы, — сказал он, когда мы вошли в кабинет, — что-то вы быстро вернулись. Ну, что, обратились к народу? И что сказал вам этот «народ»?
— Они сказали: «Отпусти нам Варавву!» — мрачно произнес я.
— Вы мне льстите! Я не Варавва, да и Вы не Понтий Пилат!
— Толпа требует, чтобы мы освободили Вас, выйдите к ним, и скажите, что Вы свободны, иначе они не успокоятся, и до утра будут орать, там, на площади.
— Что, довольны? — издевательским тоном произнес доктор.
Он вышел на балкон, мы последовали за ним. Доктор Вагнер поднял руки, и толпа успокоилась, она затихла в ожидание его слов. Он заявил, что справедливость восторжествовала, что он, наконец, снова свободен, и они могут расходиться. Толпа взорвалась ликующими криками. «Да здравствует доктор Вагнер! Ура доктору Вагнеру!» — неслось над толпой. Они ревели, опьяненные экстазом победы, они вопили от счастья, они выли, славя того, кто превращал их в рабов. Доктор Вагнер стоял над толпой, как мессия, упиваясь своей властью над ней. Он то поднимал руки к небесам, то протягивал их вниз, к толпе, выкрикивая: «Я с вами! Я с вами, мой народ! Я с вами до конца!» Наконец, эта комедия закончилась. Насладившись вдоволь своим величием, даже прослезившись от счастья единения со своим «народом», он приказал толпе разойтись. Они расходились медленно, не спеша, продолжая кричать и славить своего кумира. Площадь опустела.
