- Мам, ты меня двадцать пять лет воспитывала, поживите уже наконец-то для себя, ладно? А мне пора понять, смогу я быть одна, или нет.
Дверь открылась, и я ушла.
Когда дети взрослые, их сложно остановить вопросами
Глава 2
***
Мамы есть у всех – должны быть. Вот и у Георгия Либермана она была – крепкая, рослая женщина по имени Изольда Моисеевна, шестидесяти двух лет от роду. Цепкая, как паучиха, и такая же волевая, как сосланный на остров Наполеон. Ко всему прочему еще и жутко ревнивая.
Своего отца Жорик не помнил, но по словам его мамы, он всем пошел в него. И вот последнему я склонна верить, иначе бы не надеялась построить свое счастье с робким, интеллигентным парнем.
Жора Либерман был худым и высоким. В неполные тридцать лет на его макушке уже наметилась лысина, зато тощая грудь заросла темной порослью просто дико! Далеко не красавец, но чуткий и внимательный врач, а в жизни – тихий и скромный парень. Хороший человек, по большому счету. А по счету его мамы – так просто замечательный! Слишком интеллигентный и воспитанный мальчик, чтобы связаться с такой девушкой, как я. Которая меняет цвет волос, как перчатки, работает, не краснея, на мужчину нетрадиционной ориентации, и ко всему прочему не умеет готовить мацу.
В мои двадцать, а в его двадцать пять – Георгий оказался не похож на моих разбитных ухажеров, и когда однажды вызвался проводить меня домой, я очень удивилась, но предложение приняла.
Я попала к нему на врачебный прием случайно – с жутким флюсом и поднявшейся к вечеру температурой. В тот день я работала в салоне до последнего клиента, щеку к этому времени здорово разнесло, и Гера оказался первым, кто согласился меня принять. А потом проводил. Я тогда еще подумала, что он это из сочувствия и жалости вызвался. Что ему, возможно, просто по пути. В ту зиму стояли холодные дни, и у парня, шагающего рядом, отчаянно мерз нос.
Это Жорик уже потом признался, что он тогда жутко волновался и смущался. Что ему первый раз в жизни так сильно понравилась девушка, и он решился на знак внимания. Что дома его ждала властная мать, и ему пришлось сочинить для нее целую историю почему же он опоздал к ужину.
Тем вечером мы проговорили допоздна и расстались, но ничего не закончилось. Через несколько дней я вновь пришла в стоматологическую клинику, и Жора вновь меня проводил. Было холодно, у него снова мерз нос, но зато наши руки горели. Меня тогда поразило, как трогательно и нежно он держал в ладони мои пальцы, как тактично говорил, как смотрел по-воловьи карими глазами, словно в этом мире я для него оказалась единственной.
