— А где же, где же моя маленькая пташечка?
Лира получила большую куклу с золотыми волосами и набор крохотной кукольной посуды. Нила и кузина тут же начали над нею смеяться — мол, такая большая девица, ездит на балы, и надо же, еще куклами играется! — но Лира показала им язык и убежала, счастливая, знакомить новую куклу с остальными.
— А где же королева бала, заботливая хозяюшка...
Нила разочарованно покрутила в руках маленькое зеркальце в серебряной оправе, зыркнула на Юну и отошла вглубь комнаты чуть ли не со слезами на глазах. Она тоже рассчитывала на серьги.
— А это — для моей прекрасной женушки...
Сцепив зубы, Нинель развернула белую, кружевами отороченную ночную сорочку, и молча, изо всей силы хлестанула ею отца по лицу.
— Ты чего... Ты чего делаешь! — закричал он.
— Рубашку! Значит, ей, паршивке, уродке, девке, серьги, золотые, с самоцветами, а мне... Мне... Хозяйке! Жене! Рубашку! Рубашку! Ау-ууу... — Нинель уронила подарок, закрыла лицо руками, завыла.
— Соплячке! Выплодку нелюдскому! — выдыхала она между всхлипами. — Вот кто в доме хозяйка! Вот кто всеми деньгами распоряжается... А я... Уйду я с этого проклятого дома... Уйду-уу... Бра-аатец, приютишь меня? Пойдем отсюда! Пойдем! — вцепилась в руку брата, стала его трясти.
— Нет, постой, — отстранил ее мясник. — Чего это ты из своего дома должна уходить из-за какой-то девки? Пусть она уходит!
Ты слышала, тварь?! Вон пошла отсюда, вон!
— Она моя дочь! Не смей! — возмутился отец.
— А моя сестра тебе не жена?! Что ты ей дрянь даришь! Госпоже своей, жене — тряпку вонючую, а уродке нелюдской — драгоценности! Да я тебя! — занес над головой отца пудовый кулак. Башмачник отскочил, пригнулся. Он всегда боялся шурина, даже занятые в долг деньги не решался обратно попросить.
— А я теперь заступаться не буду! Я заступаться не буду! — заверещала Нинель. — Ударь его, ударь! Так ему и надо! И эту паршивку давно пора выпороть! Ишь, сучка, серьги ей! Моей дочке зеркало поганое, а ей серьги!
— С ней позже разберемся, — мясник сграбастал забившегося в угол отца за шиворот.
— Стойте! — закричала Юна.
Все головы тут же повернулись к ней.
— Я думаю, что вы правы, — Юна вынула серьги из ушей. — Поскольку вы действительно хозяйка этого дома, эти серьги должны принадлежать вам. Возьмите их.
Нинель помедлила, злобно щурясь, но все-таки выхватила из Юниной руки драгоценные цветочки. Отец молчал, до лба залившись румянцем. Он хотел возразить, но не смел. Юна ему не сочувствовала.
