Я бы купила ему то, что ему хотелось, даже если бы это был «Порше» или «Мерседес».
Конрад попытался бы мне объяснить, что если мы станем давать нашим детям всё, они станут избалованными и не будут знать, что для себя нужно трудиться.
Конрад был бы прав.
Но я все равно купила бы Одену машину, которую он хотел, совершенно новую со всеми прибамбасами. И если бы мы с Конрадом все еще были женаты, я бы сделала это без раздумий, без обсуждения, отдав ее Одену, так что у Конрада было бы два выбора: быть плохим парнем и забрать ее или сдаться и позволить ему владеть ею.
Теперь, когда у меня не было права слова в жизни моего сына, в три тридцать в пятницу, эта машина подъехала и припарковалась на моей подъездной дорожке.
Красная «Хонда Сивик».
Я стояла у открытой двери и смотрела, как из нее выходят мои дети.
Они не смотрели на дом. Они не смотрели на меня.
Оден и Олимпия Мосс просто похватали из багажника машины маленькие сумки и потащились к дому, будто шли сдавать экзамены в восемь утра в субботу.
Я смотрела, как они приближаются ко мне.
Оден был похож на своего отца — высокий, с прямым носом, светло-карими глазами и густыми слегка рыжеватыми каштановыми волосами. Мой сын был крупнее своего отца, возможно, на дюйм или два ниже, но он все еще рос.
Будто наши жизни были золотом, а удача идеальной семьи сияла нам своей улыбкой, Оден унаследовал внешность от отца, но Олимпия была такой же, как я, миниатюрной, но слегка соблазнительной (или в случае Пиппы ее изгибы были пышнее). Темные волосы, на несколько оттенков темнее, чем у брата и отца, без рыжеватого оттенка, но имели естественный блеск, который говорил, что кто-то там наверху любит мою девочку и меня. У нее также были мои карие глаза, контрастирующие на фоне темных волос.
Мой мальчик уже был красив, как Конрад.
Моя девочка была намного красивее меня.
Когда они подошли ближе, у меня перехватило горло, и я выдавила:
— Привет, милые.
Оден поднял голову. Мой прекрасный мальчик, получивший от отца всё, что я в нем любила (и даже больше), смотрел на меня глазами, в которых не промелькнуло ни единой эмоций, отчего мое горло сжалось окончательно.
Моя четырнадцатилетняя дочь Пиппа вздрогнула при звуке моего голоса.
Это пронзило меня насквозь.
Ощутив это всеми фибрами души, я отошла в сторону, и они прошли мимо меня, Оден отвел глаза, а Пиппа даже не взглянула на меня.
Я последовала за ними и закрыла дверь, увидев, что они остановились и осматриваются.
