[6].
Противник всегда нуждается в информации, поэтому многое делается так, чтобы получаемая им информация не просто была неверной, а вела его к неправильным решениям. А в условиях быстрой смены картинки ситуаций, характерной для военных действий, у противника даже нет времени на полную проверку получаемой информации.
Владимир Лепехин увидел результаты такого программирования поведения во всем мире: «Люди уже не просто разобщены и дезориентированы. Они максимально индивидуализированы и сориентированы на получение строго отмеренных порций реальных и виртуальных благ. Массовый индивид все больше программируется на действия в параметрах и диапазонах, исключающих суверенное и осмысленное поведение» [7].
Когнитивные войны можно увидеть на самом высоком цивилизационном уровне, о чем писал С. Хантингтон [8–9]. И это понятно, поскольку цивилизации и религии покоятся на несовпадающих базовых наборах ценностей. И раз они не совпадают, это становится базой для конфликта.
Израиль признает, что военные не умеют работать с инструментарием когнитивной войны [10]. В то же время значимость традиционной военной силы падает. То есть работа с телами гораздо проще работы с мозгами.
Сегодня работает множество машин влияния, под которые подпадает любой человек, поскольку как потребитель он должен все время отдавать кому-то деньги за товары и услуги. Этот термин «машина влияния» предложен в одном из военных исследований для нового вектора угроз, создаваемого с помощью алгоритмического порождения контента, личностного таргетинга и распространения с помощью пожарного крана [11].
Реклама, паблик рилейшнз, политические технологии толкают нас к выбору чего-то одного из однотипного набора объектов с одновременным запретом обратиться к конкурирующему типу объекта. В политике запрет на другого выражен еще более ясно, поскольку большой объем политической рекламы составляют отрицательные сообщения об оппонентах, чего нет в случае рекламы товаров.
У российской пропаганды К. Пол выделяет такие отличительные черты [12–13]:
– большие объемы и многоканальность;
– быстрая, непрерывная и повторяющаяся;
– нет соответствия объективной реальности;
– нет логичности.
Кстати, авторы считают, что некоторые такие характеристики явно контринтуитивны, но все равно почему-то работают.
При этом российские модели когнитивной войны и взгляд на нее отражают желание защититься от западного влияния, а не выстраивание чего-то своего собственного (см., например, [14]).
