— Мой конь… дорогой мой друг, — цедил он сквозь бледные губы, за которыми виднелись сцепленные десны с парой желтых клыков. — Где я найду теперь такого умного и верного товарища…
После этого случая Бату-хан повернул все войско в родные степи, не сомневаясь в правильности выбранного им решения. Так повелел бог войны Сульдэ, ему помогли в этом лусуты, духи воды, и мангусы — демоны, забравшие эту старую Керинкей-задан, давно ставшую шулмой-ведьмой, в свои чертоги, невидимые для простых смертных. Были еще две причины, по которым джихангир решил не испытывать судьбу, но он не торопился раскрывать их даже Субудай-багатуру, своему учителю, ни на мгновение не терявшему его из поля зрения. Не говорил саин-хан ничего и факиху Хаджи Рахиму, кипчакскому летописцу, качавшемуся в седле позади его свиты, увековечивавшему в книгах каждый шаг монголо-татарского войска в чужеземных странах.
Всему было свое время и наступал свой черед. Татаро-монгольское войско, соединившееся было воедино перед очередным броском на богатый урусутский город, вновь разбилось на несколько самостоятельных крыльев, одно из которых по правую руку повел, как в начале похода, Шейбани со своими братьями, он был, как и джихангир, сын Джучи-хана, убитого отравленной стрелой, и внук Потрясателя Вселенной. Там у каждого царевича под их властью находилось по тумену. Второе крыло, бывшее по левую руку, повел Гуюк-хан, заносчивый этот выскочка, сын Угедэя, кагана всех монгол, сидевшего на престоле в Каракоруме, под его командованием был еще и темник Бурундай, успевший прославить себя скромными победами и суматошными действиями на поле боя.
Среднее крыло, состоявшее из нескольких туменов по десять тысяч воинов каждый, возглавлял Бату-хан. Субудай-багатур с туменом тургаудов-бешеных на белых конях, из которых он готовил начальников отрядов, был везде. Кроме того, старый полководец владел вместе с джихангиром тайной, не доступной царевичам, она заключалась в том, что существовало еще четвертое крыло численностью в полтора тумена, или пятнадцать тысяч воинов, о котором все знали как о запасном полке, но которое было предназачено для исполнения иной задачи.
Джихангир давно ушел в свои мысли, он не глядел на лесную дорогу, вилявшую среди древесных стволов, не видел квадратных спин тургаудов впереди него, зато чутко прислушивался к неровной поступи коня, спотыкавшегося под ним о навалы бурелома, или приседавшего на ногах, разъезжавшихся по снегу, успевшему пропитаться водой. И хотя до настоящей весны было еще недели две, а по утрам крепкий морозец сковывал оттаявший за день снежный наст, наращивая на нем острые ледяные гребни, женское ее дыхание уже сдувало с бледных лиц монгольских воинов остатки суровой зимы, возвращая им природную степную их смуглость. Саин-хан качался в седле с деревянными высокими спинками, позволявшем ему поворачиваться в любую сторону без особых помех, покрытом арабской попоной, похожей на небольшой плотный ковер с узорчатым золотым рисунком и отороченный по краям шелковой бахромой.
