Но и тут мы наблюдаем любопытное явление, которое заметили в развитии жертвоприношения. Живые потребности вынуждают к новым приемам труда, обычаям, одежде, пище, но человек боится порвать с богами, нарушить свой договор с ними, и вот он сохраняет старину в своих обращениях к духу, объявляя ее священной. Все народы приносят в жертву богам пищу, давно вышедшую из употребления; Египтяне строго воспрещали хоронить мертвых в иных одеждах, чем одежды старины — льняных и особого покроя; при жертвоприношении употребляют каменные ножи и т. д. И теперь еще православный священник носит и на улице и особенно в церкви придворную византийскую одежду, полагая, что таковая угоднее Господу Богу, нежели сюртук. На небе консервативны в отношении одежды, как и в отношении языка. Там говорят только на мертвых языках. Не всегда удавалось счастливо обходить ритуальные предписания, готовые охватить каждый шаг человека, борьба бывает жестока, кровава, новаторы гибнут, а если они не побеждают — вся нация застывает и внутренне гниет, пока ее не покорит переросший ее сосед.
3) Уже на ранних ступенях человеческого опыта возможны конфликты между общиной и инстинктами индивида. С дальнейшей дифференциацией общества возможность эта увеличивается. Закон — это прежде всего выражение центростремительной силы, интересов общины. Нет никакого сомнения, что община с наиболее мудрыми законами, т. е. наиболее целесообразно при данных условиях организующая свою внутреннюю жизнь, община, где абсолютное повиновение — общее правило, является наиболее сильной и в борьбе со своими врагами. Общественное мнение, так называемая мораль, служит дополнением к закону. Но что придает ему особенную мощь в борьбе с силами центробежными, с стремлением индивида нарушит интересы ближнего или всей общины ради собственного наслаждения или выгоды, — это религиозная санкция. Боги, хранители договоров, стоят незримо на вечной страже.[17]
Всевидящий сидит на самом верху неба (Варуна, Ураниос, Диос–патер) и бросает разящую молнию в нарушителя клятв. Глубоко внедрившийся страх перед природой и её силами берется таким образом на полицейскую службу, — путем морально–мифического истолкования явлений природы. Солнце–всевидящее, звезды–очи, молния разящая — все это свидетели и судьи, как и сонмы духов, реющих вокруг живых людей.
Когда общество распадается на классы — законы государства становятся явно несправедливыми. Мудрость их не может сводиться больше, только к целесообразной организации труда, брака, военной самозащиты, она должна еще, по возможности не пренебрегая этими целями, обеспечить безнаказанную и возможно более широкую эксплуатацию низших высшими. Религия становится в подавляющем большинстве случаев (хотя, как увидим, не всегда) на сторону закона, хотя бы то и явно классового. Боги становятся богами господ. Они либо презирают простолюдина и раба и карают его за проступки с тою же холодной: жестокостью, что и закон, либо прославляют кротость и непротивление раба, как добродетель, обещая за то награду в ином мире. Спаивая классовое общество, становясь поддержкой господствующих, — религия становится контрреволюционной силой иногда гибельной для общества, «Как подыму руку на господина, разве не стоит за ним ослепительный Мардук, отец его отцов, а с ним все его ангелы», так думает Вавилонский простолюдин, прибавляя к реальным цепям мнимую, более всех парализующую его. «Как подниму руку на господина, не Божья ли воля на то, чтобы он господствовал, а я повиновался, и не спасется ли претерпевший до конца?» Так думает раб христианин.
