Усмешки Клио 2 | страница 59



Ну и молдавский спецкор, закаленный в боях с нашим общепитом, от такого непривычного обращения, понятно, размякает. И, что-то такое вспомнив про буржуазную привычку к чаевым, выкладывает сверх счета одну германскую марку. А это в послевоенной нишей Германии уже сумма немаленькая, и столующиеся тут же англичане и американцы на чай дают жалкие пфенниги…

И все, готово дело, пополз от такой щедрости между немцев упорный слух, имеющий источником хозяина ресторанчика: приехал богатый молдавский князь! Или уж, самое малое, молдавский боярин…

С тех пор, в течении весьма растянувшегося судебного процесса, когда бы ни приходил журналист-молдаванин в приглянувшееся ему заведение, прием ждал его вполне княжеский: законное место — то самое, выбранное в первое посещение — всегда свободно, а обслуживают князя-боярина вне очереди и с особой предупредительностью (с особой по немецким меркам, для нашего же человека это уже что-то запредельное и нереальное). А он по привычке им на чай очередную марку — благо курс ее в советской зоне оккупации был несколько иной, и командировочные у журналистов оказались по нюрнбергским меркам вполне царскими… Вернее, княжескими или боярскими.

Тут еще событие подоспело — хозяйская дочка замуж выходит, и счастливый отец в качестве самого почетного гостя приглашает «молдавского князя». Не только его одного, есть на свадьбе и другие иностранные гости: англичане, французы, янки из постоянных посетителей. Но «князю» — самое почетное место, как свадебному генералу.

Сидят, скромно празднуют, и в один прекрасный момент невеста начинает обходить гостей с подносиком — молодым, значит, на обзаведение. Прижимистые иностранцы кладут кто марку, кто две, что захмелевшему советскому «князю» кажется скопидомством и даже издевательством над хозяевами. И он вываливает на поднос все, что нашлось в карманах — около двухсот марок. Надо думать, шокированные немецкие бюргеры начали его считать уже по меньшей мере молдавским царем, приехавшим инкогнито…

Кстати, фамилию молдавского корреспондента осторожнейший Полевой не назвал, история с душком, в те годы и за меньшее людей сажали…

Но интересно здесь другое: даже спустя тридцать лет немцы старшего поколения еще очень хорошо помнили невероятную, по их понятиям, щедрость прежних бессарабских землевладельцев…

* * *

Но вернемся к рубежу веков.

Не только в Европе спускали денежки бессарабские латифундисты. Кишинев, центр края, тоже был отнюдь не сонным провинциальным городком. Светская жизнь била ключом: по ярко освещенным электричеством улицам катили авто, курсируя между театрами, клубами и ночными ресторанами — а в ресторанах настоящая французская кухня, омары и устрицы, и шеф-повара с метрдотелями вполне парижского происхождения; лучшие европейские примадонны считали за счастье гастроли на кишиневской сцене, зная щедрость богатой местной публики; самые элитные ювелирные фирмы открывали шикарные салоны и магазины с самыми дорогими изделиями — и никогда не жаловались на недостаток покупателей…