Почему это все меня вообще интересовало? Я в ту пору занимался в химическом и радиокружке городского Дворца Пионеров, ходил в университет в матшколу на лекции по теории чисел, ездил на математические олимпиады и даже занимал какие-то места, с удовольствием играл в школьном театральном кружке. Но стать по жизни я хотел историком, читал неподъёмные вузовские учебники по истории Древнего Рима и Средних веков, даже ездил после 8-го класса летом рабочим в археологическую партию, где мы копали эпоху бронзы. Ничего, правда, особенного мы не выкопали, но мне понравилась жизнь в палатке, песни у костра вечером и крайне доброжелательные студентки-третьекурсницы и местные селянки, познакомившие меня с ранее неизвестными сторонами жизни.
А тут такая историческая загадка! Неожиданно я узнал о ее герое то, что вообще мало кто знал. Дело в том, что мой отец, благодаря своем азербайджанскому языку завел себе много знакомых и приятелей в среде татар и башкир. Одним из его близких друзей был полковник милиции Анас Галимов – как я теперь для себя определяю, «последний честный милиционер в Советском Союзе». Меня, как и моего младшего брата оставляли иногда в их доме у его мамы Мавжуды-aпы на время, когда мои родители ездили в Кисловодск. Я именно с того времени полюбил татарскую кухню с ее блинами-кыстыбый, чаем со сметаной, печеными пирогами – балишами, медовым чак-чаком и фаршированной омлетом праздничной курицей тутырган-тавык.
Были у отца хорошие знакомые в местной литературной среде, например, башкирский прозаик Анвер Бикчентаев. Ну, в том числе и местная знаменитость – Мустафа Сафич Каримов, известный по всему Союзу как Мустай Карим. Вот он и пришел однажды к нам в гости на папин «Ереванский» коньяк и мамины пирожки. Они-то выпили и беседуют, а я из соседней комнаты внимательнейшим образом слушаю, хотя обычно к отцовским гостям равнодушен. Оказалось, что не зря.
Хорошо закусивший Мустай стал рассказывать про свою недавнюю поездку в Стамбул. Лично мне спустя полвека Стамбул более всего бросился в глаза своим сходством с тюркскими столицами Союза – Ташкентом, Казанью, Уфой, схожими лицами и выражением на них, статуями или хотя бы портретами Ататюрка на каждом перекрестке, с тиражом даже чаще, чем наш вечно живой Ленин. Ну, а башкирский поэт упирал на древние мечети и памятники византийских времен. А потом вдруг сказал, что встречался там с Валидовым, при этом именуя его Валиди. Даже у школьника не могло быть сомнения, что такая встреча может быть только при «санкции сверху». Да, я, сказать по чести, и не знал, что он все еще жив. Мне тогда бы в голову не пришло, что и А.Ф.Керенский вполне еще был жив.
