— Ты что, дебил?! — воскликнула Лада. — Я же не сказала, что можно кушать!
— Лада, — позвала я.
Сестрёнка Лерки обернулась.
— Можешь подойти ко мне на секундочку? — попросила я.
Лада переступила через бортик песочницы и подбежала ко мне. Остановилась передо мной, заинтересованно глядя в глаза.
Я наклонилась к ней.
— Лада, — тихо сказала я, — как ты назвала того мальчика?
— Дебилом.
— Тише, — попросила я, — а ты знаешь, что это значит?
— Ну — у… — протянула Лада, — это глупый человек.
— Лада, это на самом деле, это очень плохая, тяжелая болезнь.
Глаза девочки расширились.
— И она неизлечима, — сказала я.
— А Лера так учителя по географии называет, — неуверенно проговорила она, — и иногда папу…
Я вздохнула. Уровень воспитания моей подруги балансировал где — то между матёрым уголовником и современным stend — up комиком.
То есть она могла в лицо сказать любому всё, что она про него думает, во всех красках и оборотах.
— Лера… она… — я поискала нужное выражение, — она, иногда… заблуждается.
— Как это? — не поняла Лада и чуть нахмурила бровки.
— Ну — у…
Передо мной была дилемма. Сказать, что Лера не права, и тем самым пошатнуть её авторитет, в глазах младшей сестры, или же оправдать, и тем самым сформировать у Лады неправильное представление об использовании этого слова.
— Короче, до пятнадцати лет, нельзя говорить такие слова. Потому что…
Теперь нужно было быстро придумать почему собственно нельзя. Потому, что ребёнок обязательно должен знать почему. Иначе он всё равно будет делать.
— Потому, что у тех, кто говорит это до пятнадцати лет… Начинают болеть зубки, и их… водят к стоматологу, к зубному доктору.
У Лады стали большие глаза.
Мне было совестно её пугать, но это было первое, что пришло мне в голову.
И пусть современные стоматологи уже не так страшны, как те, о которых иногда говорят взрослые, для детей, возраста Лады, эти доктора ещё долго будут образцами ужаса и кошмара.
— Больше не говори никому таких плохих слов, — попросила я и аккуратно убрала прядь волос с личика девочки, — хорошо?
— Хорошо, — грустно ответила Лада и тут же, повеселев, спросила, — а в пятнадцать, будет можно?
Я закрыла глаза, вздохнула.
— Да, — пришлось ответить мне, — до тех пор терпи.
— Ладно.
Она снова убежала в песочницу.
Я снова осталась наедине со своими, нервирующими, раздумьями.
Незаметно для меня пропало солнце. Мир вокруг померк, посерел.
На мгновение, меня пронзила парализующая, кошмарная мысль, что я опять погрузилась в видение.
