Въ данномъ отношеніи, сказалъ Филонъ, ученые совершенно согласны съ толпою; но всѣхъ литературныхъ трудахъ, какъ духовныхъ, такъ и свѣтскихъ, вопросъ о человѣческихъ бѣдствіяхъ всегда трактовался съ самымъ патетическимъ краснорѣчіемъ, какое только могло быть вызвано горестью и меланхоліей. Поэты, которые говорятъ безъ системы, подъ вліяніемъ чувства, и свидѣтельства которыхъ, благодаря этому, особенно авторитетны, поэты даютъ намъ изобиліе такого рода образовъ. Отъ Гомера вплоть до д-ра Юнга, все это вдохновенное племя всегда сознавало, что никакое иное изображеніе вещей не будетъ соотвѣтствовать чувству и наблюденію каждаго отдѣльнаго человѣка.
Что касается авторитетовъ, замѣтилъ Демея, то за ними нечего далеко ходить. Окинь взоромъ библіотеку Клеанѳа; я осмѣлюсь утверждать, что, за исключеніемъ авторовъ по спеціальнымъ наукамъ, напримѣръ по химіи или ботаникѣ, авторовъ, не имѣющихъ случая трактовать о человѣческой жизни, среди этихъ безчисленныхъ писателей врядъ-ли найдется хоть одинъ, у котораго сознаніе человѣческаго злополучія не вырвало-бы — въ томъ или иномъ мѣстѣ его сочиненія — жалобы на это злополучіе или признанія его. По крайней мѣрѣ, всѣ шансы на сторонѣ этого предположенія и, насколько я помню, ни одинъ авторъ никогда не доходилъ до отрицанія злосчастія людей.
— Прошу извиненія, сказалъ Филонъ. Лейбницъ отрицалъ его и, быть можетъ, онъ былъ первымъ изъ тѣхъ {Это мнѣніе было защищаемо еще до Лейбница д-ромъ Кингомъ и нѣкоторыми другими, но никто изъ нихъ не пользовался такою великой славой, какъ этотъ германскій философъ.}, кто рѣшился высказать такое смѣлое и парадоксальное мнѣніе, по крайней мѣрѣ первымъ изъ тѣхъ, кто сдѣлалъ его существенной частью своей философской системы.
— Но именно въ силу того, что онъ былъ первымъ, отвѣчалъ Демея, развѣ не могъ онъ замѣтить свою ошибку? Вѣдь развѣ это такой вопросъ, въ которомъ философы могутъ надѣяться на новыя открытія, особенно въ такой поздній вѣкъ? И развѣ можетъ кто-нибудь питать надежду на опроверженіе при помощи простого отрицанія (ибо предметъ этотъ врядъ-ли допускаетъ разсужденія) единогласнаго свидѣтельства всего рода людского, свидѣтельства, основаннаго на ощущеніи и самонаблюденіи?
И почему-бы человѣкъ, добавилъ онъ, могъ претендовать на исключеніе изъ участи всѣхъ другихъ живыхъ существъ? Вся земля, повѣрь мнѣ, Филонъ, проклята и осквернена. Безпрестанная война возгорается между всѣми живыми существами. Необходимость, голодъ, нужда — подстрекаютъ сильныхъ и храбрыхъ; боязнь, безпокойство, ужасъ — терзаютъ слабыхъ и немощныхъ. Уже самое появленіе на свѣтъ причиняетъ мученія и новорожденному и его несчастной матери. Слабость, немощь, бѣдствія сопровождаютъ каждый періодъ этой жизни, и конецъ ея связанъ съ ужасомъ и агоніей.
