Но вотъ фактъ, могущій, кажется, служить основаніемъ для лучшаго аргумента. Вишневое дерево впервые было перенесено изъ Азіи въ Европу Лукулломъ; между тѣмъ, это дерево такъ хорошо произрастаетъ во многихъ климатахъ Европы, что растетъ тамъ въ лѣсахъ, безъ всякаго ухода. Возможно-ли, что втеченіе цѣлой вѣчности ни одинъ изъ европейцевъ, посѣтившихъ Азію, не подумалъ о перенесеніи такого вкуснаго плода на свою родину? А разъ дерево уже было пересажено и разведено, могло-ли оно послѣ этого погибнуть? Имперіи могутъ возникать и падать, свобода и рабство могутъ чередоваться, невѣжество и знаніе уступать другъ другу мѣсто, но вишневое дерево все-таки останется въ лѣсахъ Греціи, Испаніи и Италіи, и перевороты, происходящіе въ обществѣ людей, не окажутъ на него ни малѣйшаго вліянія.
Нѣтъ еще двухъ тысячъ лѣтъ, какъ виноградники были пересажены во Францію, хотя во всемъ мірѣ нѣтъ климата, болѣе благопріятнаго для нихъ. Трехсотъ лѣтъ не прошло еще съ тѣхъ поръ, какъ лошади, коровы, овцы, свиньи, собаки и рожь стали извѣстны въ Америкѣ. Возможно-ли, чтобы втеченіе цѣлой вѣчности ни разу не появился на свѣтъ Колумбъ, способный установить сообщеніе между Европой и этимъ континентомъ? Съ такою-же вѣроятностью можемъ мы воображать, что люди втеченіе 10000 лѣтъ носили чулки и ни разу не сообразили, что ихъ слѣдуетъ прикрѣплять подвязками. Все это, повидимому, убѣдительные доводы въ пользу юности или даже младенчества міра, такъ какъ они основаны на дѣйствіяхъ принциповъ, болѣе постоянныхъ и устойчивыхъ, чѣмъ тѣ, которыми управляется и руководится человѣческое общество. Ничто кромѣ полнаго переворота въ элементахъ не въ состояніи уничтожить всѣ европейскія животныя, всѣ европейскія растенія, которыя теперь могутъ быть найдены въ западномъ мірѣ.
— А какой аргументъ можешь ты привести противъ такого рода переворотовъ? спросилъ Филонъ. На протяженіи всего земного шара можно найти сильныя, почти неоспоримыя доказательства того, что всѣ его части, втеченіе многихъ вѣковъ, были совершенно покрыты водою. И хотя-бы мы предположили, что порядокъ неотдѣлимъ отъ матеріи и присущъ ей, тѣмъ не менѣе вѣдь матерія можетъ претерпѣть многочисленные и крупные перевороты втеченіе безконечныхъ періодовъ вѣчнаго времени. Безпрестанныя измѣненія, которымъ подвергается каждая часть матеріи, повидимому свидѣтельствуютъ о такого рода общихъ превращеніяхъ; хотя въ то-же время можно замѣтить, что всѣ тѣ измѣненія и разложенія, съ которыми мы когда-либо встрѣчались въ опытѣ, являются только переходами отъ одного упорядоченнаго состоянія къ другому, и что матерія никогда не можетъ остаться въ состояніи полной безформенности, полнаго хаоса. То, что мы видимъ въ частяхъ, можетъ быть заключено и относительно цѣлаго; по крайней мѣрѣ, таковъ способъ разсужденія, на которомъ ты основываешь всю свою теорію. Еслибы я былъ принужденъ защищать какую-нибудь подобную систему (за что я, по собственной волѣ, никогда-бы не взялся), то я призналъ-бы наиболѣе допустимой ту, которая приписываетъ міру вѣчный, присущій ему, принципъ порядка, хотя и сопровождаемый крупными и постоянными переворотами и перемѣнами. Это сразу рѣшаетъ всѣ затрудненія, и если данное рѣшеніе, ввиду своей общности, не оказывается безусловно полнымъ и удовлетворительнымъ, то, по крайней мѣрѣ, эта теорія является такою, къ которой мы рано или поздно должны прибѣгнуть, какой-бы системы мы ни придерживались. Какъ могли-бы вещи быть такими, какія онѣ есть, еслибы не существовало гдѣ-либо, въ мышленіи или въ матеріи, первичнаго, присущаго имъ принципа порядка? при этомъ вполнѣ безразлично, которому изъ двухъ [началъ] оказываемъ мы предпочтеніе. Случайность недопустима при любой гипотезѣ — и при скептической, и при религіозной; все существующее несомнѣнно управляется твердыми, ненарушимыми законами, и еслибы вмутреннѣйшая сущность вещей раскрылась передъ нами, мы увидали-бы такое зрѣлище, о которомъ, въ настоящее время, не можемъ имѣть никакого представленія. Вмѣсто того, чтобы восхищаться порядкомъ существующихъ въ природѣ вещей, мы ясно увидали-бы, что абсолютно невозможно допустить для нихъ какое-нибудь иное расположеніе, даже въ мельчайшихъ подробностяхъ.
