Къ счастью, всѣ эти условія можно найти въ вопросѣ объ естественной религіи. Есть-ли истина, столь-же очевидная, столь-же достовѣрная, какъ существованіе Бога? вѣдь оно признавалось и самыми невѣжественными вѣками, а нахожденіе новыхъ доказательствъ и аргументовъ въ его пользу составляло честолюбивое стремленіе наиболѣе утонченныхъ умовъ. Есть-ли истина, столь-же значительная, какъ эта истина, являющаяся оплотомъ всѣхъ нашихъ упованій, самой надежной основой нравственности, наиболѣе твердой поддержкой общества и единственнымъ принципомъ, который ни на минуту не долженъ покидать нашихъ мыслей, нашихъ размышленій? Но при трактовкѣ этой очевидной и важной истины сколько встрѣчается намъ темныхъ вопросовъ относительно природы этого божественнаго существа, относительно его аттрибутовъ, его повелѣній и предначертаній его промысла: всѣ эти вопросы всегда были предметомъ споровъ среди людей. Человѣческій разумъ еще не пришелъ по отношенію къ нимъ къ опредѣленному рѣшенію; но все это — такія интересныя темы, что мы не можемъ воздержаться отъ безустаннаго изслѣдованія ихъ, хотя покамѣстъ результатомъ нашихъ самыхъ точныхъ изысканій были только сомнѣніе, недостовѣрность и противорѣчіе.
Все это я недавно имѣлъ случай наблюдать, проводя по обыкновенію часть лѣта съ Клеанѳомъ и присутствуя при его разговорахъ съ Филономъ и Демеей; разговоры эти я недавно передавалъ тебѣ, [правда] въ довольно несовершенной формѣ. Любопытство твое было такъ сильно возбуждено, говорилъ ты мнѣ тогда, что я непремѣнно долженъ дать тебѣ болѣе точный, болѣе подробный отчетъ о разсужденіяхъ собесѣдниковъ и развить тѣ различныя системы, которыя они излагали, обсуждая столь тонкій вопросъ, какъ вопросъ объ естественной религіи. Замѣтный контрастъ въ характерахъ бесѣдовавшихъ еще болѣе усилилъ твои ожиданія: и ты противопоставлялъ точный, философскій складъ ума Клеанѳа беззаботному скептицизму Филона, а затѣмъ сравнивалъ и тотъ и другой душевный складъ съ твердой, непреклонной ортодоксальностью Демеи. Моя молодость позволяла мнѣ быть лишь слушателемъ ихъ споровъ, а благодаря любознательности, присущей этому раннему возрасту, въ моей памяти такъ глубоко запечатлѣлись все сцѣпленіе, вся связь ихъ аргументовъ, что, я надѣюсь, мнѣ удастся пересказать ихъ, не пропустивъ и не перепутавъ въ нихъ ничего наиболѣе важнаго.
Послѣ того, какъ я присоединился къ обществу, которое засталъ сидящимъ въ библіотекѣ Клеанѳа, Демея сказалъ послѣднему нѣсколько любезностей по поводу тѣхъ большихъ заботъ, которыя онъ прилагаетъ къ моему воспитанію, а также того неуклоннаго постоянства и той вѣрности, которыя проявляются имъ во всѣхъ его дружескихъ сношеніяхъ. — Отецъ Памфила, говорилъ Демея, былъ твоимъ близкимъ другомъ; его сынъ — твой ученикъ, и можетъ но справедливости считаться твоимъ пріемнымъ сыномъ, если судить по той заботливости, съ которой ты стараешься ознакомить его со всѣми полезными отраслями литературы и науки. Я увѣренъ, что у тебя нѣтъ недостатка ни въ благоразуміи, ни въ усердіи. Поэтому, я сообщу тебѣ одно правило, которое я всегда примѣнялъ къ своимъ дѣтямъ, сообщу для того, чтобы узнать, насколько оно соотвѣтствуетъ практикуемымъ тобою принципамъ. Методъ, которому я слѣдую при воспитаніи своихъ дѣтей, основанъ на словахъ одного древняго писателя: "Изучающіе философію должны сперва изучить логику, затѣмъ этику, физику, и уже послѣ всего — природу боговъ" {Chrysippus apud. Plut, dt repug. Stoicorum.}. Согласно мнѣнію этого писателя, естественная теологія, будучи самой глубокой и туманной изъ всѣхъ наукъ, требуетъ отъ изучающихъ ее наиболѣе зрѣлой способности сужденія, и можетъ быть безопасно ввѣрена только уму, уже обогащенному всѣми другими науками.
