Сабуро, конечно, предъявили обвинение, но, пока он ждал суда, политическая ситуация в Японии переменилась. Его призвали на фронт в Китай, где он вскоре погиб в бою. Милая юная Судзуко умерла на другой год. Но, быть может, ей повезло. Через несколько лет их двоюродный брат Рёскэ отправился в Хиросиму, оказавшись там как раз в тот момент, когда на неё сбросили атомную бомбу. Деревенские старожили отметили, что именно в этом городе умер его отец. Они задавались вопросом, не судьба ли это? Война, унеся жизнь отца, забрала, наконец, с собой и сына.
Рюдзи пережил войну в Осаке. Он отказался от эвакуации в родную усадьбу. Сельская жизнь никогда его не прельщала, а со времён убийства ему надоел старомодный образ жизни наследников хондзина. Так что ныне в огромной усадьбе Итиянаги обитают вдова Итоко и её старшая дочь Таэко, недавно вернувшаяся из Шанхая, не имея никаких пожитков, кроме одежды на ней. В домике младшей ветви семейства до сих пор живут вдова Рёскэ, Акико, и её трое детей, но в деревне сплетничают, что никто их лично не видел, и спорам нет конца.
Таковы факты «дела об убийстве в хондзине». Должен признаться, я стремился не обманывать своих читателей. Я с самого начала указал на местоположение водяного колеса. Более того, в первой же главе этой книги я пишу: «я чувствую себя обязанным убийце за разработку столь коварного метода закалывания этих мужчины и женщины». Конечно, упомянутые мужчина и женщина — это трёхпалый Кёкити Симидзу и невеста, Кацуко. Кацуко была, конечно, заколота насмерть, а Кёкити просто проткнули мечом. Я специально удержался от фразы: «преступнику, столь жестоко убившему мужчину и женщину». Если вы, дорогой читатель, решили, что я имел в виду Кэндзо и Кацуко, то это ваша вина.
В той же главе, описывая сцену преступления, я отмечаю: «лежащая там пара, докрасна пропитанная собственной кровью», но нигде не указываю, что их обоих убили. Я обучился этим приёмам на собственном опыте чтения детективных романов, особенно «Убийства Роджера Экройда» Агаты Кристи.
В заключение: заканчивая эту рукопись, я ещё раз навестил усадьбу Итиянаги.
В предыдущую мою поездку под холодным воздухом ранней весны нигде не показывалось и ростка зелени. Гряды земли на рисовых полях были голыми. Но теперь стояла осень, и, сколько хватало глаза, повсюду золотились волны созревшего риса. Я снова прошёл мимо разбитого водяного колеса и взобрался на холм, служивший северной границей усадьбы. Пробравшись сквозь бамбук, я, наконец, смог обозреть усадьбу.
