Том кивнул мне продолжать.
– Это ошибка отца. Он был слишком строг к нему. Я был золотым ребенком, а Элиас беспокойным. Я решил... решил...
– Устроить своему папаше ад, чтобы наказать его? – усмехнулся Том.
Я пожал плечами.
– Что-то вроде того. Я отдалился от родителей – особенно от папы – и с самоконтролем стало еще хуже. Связался не с той компанией. Все подобное дерьмо.
– Ты когда-нибудь говорил с отцом о его давлении? У меня трое своих сыновей. Прежде чем меня посадили четырнадцать лет назад, я совершенно не умел с ними разговаривать. Джамал, мой средний сын, связался с «Калеками»[3]. И я не знал этого, пока мне не позвонили на работу из полиции и не сказали, что мой мальчик в этом замешан, а еще, что ему перерезали горло, – его взгляд на мгновение застыл, а потом Том осторожно разгладил помятую страницу Библии. – Хотел бы я быть к нему ближе и поговорить о том, почему он сбился с пути. Мать моих сыновей ушла от нас сразу после рождения младшего, мы растили их вместе с моей мамой.
– Как ты здесь оказался? – вероятно, это был грубый вопрос, но Том тоже был любопытным ублюдком.
– Убийство.
Я изумленно уставился на него.
– И как долго ты здесь пробудешь?
Его ноздри расширились.
– Пожизненно, коротышка. Я здесь на всю жизнь.
В моих венах заледенела кровь.
– Кого ты убил?
– Я узнал, какой гангстер убил Джамала, и отплатил ему тем же. Когда его друг попытался мне помешать, я ударил его ножом. Там был и третий член банды. Он пытался меня застрелить. Парню было не больше пятнадцати... – его взгляд смягчился, и он сглотнул. – Его я тоже убил.
Я слышал, как люди говорили о событиях, изменивших их жизни. И считал, что все это чушь собачья. Но здесь, прямо сейчас, разговаривая с этим чертовым засранцем, убившим троих людей, причастных к смерти его сына, я понял, что, вероятно, у людей могут быть куда большие проблемы, чем у меня. А еще я захотел поговорить с отцом. Стал бы он мстить, если бы кто-то убил его мальчиков?
Я размышлял о жестком и хмуром выражении лица, которое всегда было при нем. Будучи ребенком, я считал, что он слишком черствый. Но теперь был почти уверен, что если бы кто-то другой причинил боль Элиасу, если бы брат не сделал все сам, то папа бы обезумел.
От этих мыслей на губах дрогнула улыбка.
– Истон, – позвала Люсинда, нервно размахивая передо мной рукой.
Я моргнул, чтобы отогнать оцепенение.
– Что такое?
– У тебя потом больше не будет посетителей, – произнесла она, и ее улыбка потускнела. Люсинда опустила взгляд и сжала руки. – Я хотела поинтересоваться. Видишь ли...
